Алексей Гусев - Юность, опаленная войной

И всех, кто был в канцелярии, до глубины души тронул двенадцатилетний Колька Пикулик.

Подойдя к слабо освещенному столу, он молча стал выкладывать из-за пазухи листья подорожника. Когда на стол были выложены последние листья, Колька как-то застенчиво, с детской доверительной серьезностью произнес:

— Мне их мамка к пятке прикладывала. Помогает…

Забота этого маленького деревенского Гавроша о раненых взволновала Кургаева. Крепко прижав к себе голову Кольки, поцеловав его, Филипп Федорович растроганно произнес:

— Спасибо тебе, браток!

После тяжелой встречи с оккупантами Кургаев в каком-то оцепенении устало лежал на соломенной подстилке. Сон к нему не шел. Стон раненого бойца снова вернул Филиппа Федоровича в страшную действительность. Лежавший рядом Мамед Юсуфов метался в бреду, то и дело выкрикивая слова на своем родном, азербайджанском языке.

Кургаев встал, налил в помятую алюминиевую кружку воды и осторожно поднес ее к пересохшим губам Мамеда. Почувствовав прикосновение холодного, раненый открыл глаза. Судорожно обхватив руками кружку, он начал пить большими, жадными глотками. «Сквозное пулевое ранение правого легкого… Нужно оперативное лечение. Но такая помощь ему может быть оказана только в условиях клинической больницы», — подумал Кургаев. Глядя на Мамеда, он беспокоился еще и о другом: из-за явного недостатка перевязочного материала, медикаментов выздоровление раненых будет проходить медленно. У многих уже гноились раны, распространяя зловонный запах. Смерть подкатывалась то к одному, то к другому раненому. Было ясно: надо как можно скорее поставить бойцов на ноги. В противном случае всем им грозили концентрационный лагерь и медленная, голодная смерть.

В один из ближайших дней своими мыслями Филипп Федорович поделился с бывшим счетоводом колхоза «Красный пахарь» Д. А. Жизневским, дом которого находился рядом с колхозной канцелярией. В эти тяжелые для Родины дни все члены семьи Демьяна Алексеевича проявили себя настоящими советскими патриотами. Его жена Мария Мартыновна ежедневно в огромных чугунах варила суп, картошку. Приготовленную за день еду с наступлением темноты она вместе с мужем скрытно доставляла раненым. Их дочери — Галя, Вера, Леля — были надежными помощниками Кургаева и Саблера. После встречи с Жизневским Филипп Федорович получил записку:

«Сегодня в 23.00 встреча у колхозной бани. Демьян».

Весь день Филипп Федорович только и думал о полученной записке. Он надеялся, что Жизневский поможет ему связаться с местными патриотами, достать все необходимое для лечения раненых. За полчаса до назначенной встречи Филипп Федорович тихо вышел на высокое крыльцо канцелярии. Немецкий часовой, насвистывая что-то себе под нос, ходил у комендатуры. Дождавшись, когда тот направился к дальнему углу охраняемого дома, Филипп Федорович бесшумно спустился с крыльца и нырнул в кусты разросшейся сирени. Через несколько минут он был на условленном месте встречи.

От бревенчатой колхозной бани ему навстречу отделилась фигурка девушки. Это была молоденькая учительница Евгения Ефимовна Ильченко, которую в Тарасове звали просто Женя.

— Вы? — удивленно приглушенным голосом проговорил Филипп, узнав в ней свою помощницу.

— Да, доктор. Нам надо торопиться! Нас ждут.

Не оборачиваясь, она стала проворно пробираться по высокой траве к ручью. Филипп Федорович еле успевал за ней. У ручья Женя остановилась.

— Что случилось? — чуть слышно спросил Кургаев.

— Нам здесь не перейти! Кто-то сбросил кладку. Придется взять чуть правее.

Ручей с заболоченными краями сам по себе был неширок, но глубок. Он никогда не пересыхал даже в разгар самого засушливого лета. Утопая по пояс в густой и мокрой траве, они двигались в тумане, как призраки. Вскоре у развесистой вербы показались сляги березовой кладки. Слегка балансируя, Женя и врач благополучно перебрались на противоположную сторону.

— Теперь нам надо подняться к школе. Вон к тому зданию, — полушепотом объяснила Женя, указывая на высившийся в темноте силуэт продолговатого здания на пригорке. К школе подошли со стороны ручья. Плотно прижимаясь к бревенчатой стене, Женя постучала в боковое окно у крыльца.

Ответа долго ждать не пришлось. Вскоре послышался скрип двери. На крыльце показалась фигура директора школы Павла Моисеевича Бортника.

— Это мы, — прошептала Женя.

— Наконец-то! Проходите.

Все трое вошли в квартиру. Из-за дощатой перегородки показалась хозяйка. В руках у нее был чугунок с дымящейся картошкой.

— Прошу за стол. Не стесняйтесь, — просто, по-домашнему пригласила Стефанида Ивановна ночного гостя. Филипп Федорович сел на широкую, продолговатую скамью. От быстрой ходьбы, ежедневного недоедания у него кружилась голова.

— Кушайте, пожалуйста! — предложила гостеприимная хозяйка.

Тем временем, пока Филипп Федорович ел картошку, Женя и Павел Моисеевич через откидную крышку в полу спустились в глубокий и просторный подвал, где у включенного радиоприемника их ждал председатель колхоза «Красный пахарь» В. И. Лошицкий.

— Как добрались? — спросил Женю Виктор Иванович.

— Хорошо. Доктор ужинает у Стефаниды Ивановны.

В радиоприемнике после шума и коротких частых сигналов раздался голос московского диктора:

«Внимание, говорит Москва! Передаем сводку Совинформбюро. Сегодня советские войска после упорных и кровопролитных боев оставили…»

Далее перечислялись оставленные города.

— Да, невеселые дела! — сокрушенно произнес Бортник после прослушанной очередной сводки.

— Это война, брат! А здесь тоже бывает по-разному. Француз в 1812 году до самой Москвы допер. А что из этого получилось? Дали ему от ворот поворот. Успехи в первые дни войны — это еще не победа, — старался смягчить нерадостное сообщение московского радио Лошицкий. — Ты лучше скажи, как помочь раненым?

— Виктор Иванович, а что слышно о ратомской аптеке? — спросила Женя.

— Пока закрыта. Когда откроется — не знаю.

В подвал спустился доктор.

— Здравствуйте, — тихо поздоровался Филипп Федорович и, слегка кивнув головой в сторону радиоприемника, спросил: — Что нового?

— Отходим… Отходим на заранее подготовленные позиции… Бои за Оршу, — тяжело вздохнув, грустно сообщил Лошицкий. — Доктор, а как у вас обстоят дела?

— Раненых много. Умирают почти каждый день. На сегодня почти нет медикаментов и перевязочного материала. Как воздух, нужна ваша помощь.

— Да, положение сложное, но не катастрофическое, — оптимистически произнес Виктор Иванович. — Поможем, хоть это будет и не так просто. Для этого и собрались…

План поездки Кургаева в Минск с тяжелораненым Мамедом Юсуфовым был продуман совместно с Виктором Ивановичем Лошицким и Демьяном Алексеевичем Жизневским. На подготовку ушло два дня, хотя дорог был каждый час… В условиях оккупации нужно было продумать все до мелочей. Каждый неверный шаг мог стать последним.