Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

План, который Корк обдумывал уже давно — быть может, слишком долго, — состоял в том, чтобы превратить «Агату Кристи» в компанию с ограниченной ответственностью, где Агата будет наемным работником с обязанностью писать романы за зарплату. Ее доход составит приблизительно ту же сумму, которую она получала теперь после уплаты налогов, но правительству достанется куда меньше денег, поскольку компания будет обязана платить лишь налог с дохода по стандартному тарифу. В 1955 году был создан Фонд доверительной собственности Кристи. Доверительные собственники выкупили сто акций компании, получившей название «Агата Кристи лимитед» и контролируемой самой Агатой. В 1957 году была создана компания «Авторские права Кристи», призванная печься о соблюдении авторских прав почти на все произведения Агаты (за собой она оставила право распоряжаться лишь двадцатью книгами и рассказами). Это снимало возможные проблемы после ее смерти: в ином случае ее авторские права могли быть оценены в сумму около 20 миллионов фунтов — как это было с авторскими правами Бернарда Шоу, — если бы власти решили умножить доход от дорогостоящих прав (например на «Свидетеля обвинения») на количество написанных ею рассказов.

В сущности, Агате пришлось раздать все, что она могла, способом, оптимальным для нее самой, чтобы не отдавать департаменту налогов и сборов. К тому времени она уже подарила права на «Мышеловку» и «Игру зеркал» Мэтью, на «Карман, полный ржи» — БША и на публикации в периодике рассказа «Святилище» — Фонду Вестминстерского аббатства, но все это было сделано не столько ради ухода от налогов, сколько по доброте. Теперь она передала права на фильм «Свидетель обвинения» Розалинде, на роман «Хикори-дикори» — двум племянникам Макса, Джону и Питеру Мэллоуэнам, учредив фонд для оплаты их образования; определенные суммы она отчислила семейству Бомер (родственникам ее матери), своим крестникам и Шарлотте Фишер. Она жертвовала на благотворительность домам престарелых, а позднее учредила Детский фонд. Права на рассказ «Ошибка Гриншоу» [467]она отдала Эксетерской епархии, чтобы та расплатилась за витраж для церкви в Чарстон-Феррерз, неподалеку от Гринвея, прихожанкой которой она являлась. Агата по натуре была чрезвычайно щедрым человеком, но теперь ей еще и приходилось быть таковой.

С самого начала она испытывала сомнения относительно придуманной ее помощниками схемы: «Надеюсь, это не противоречит этике? В наши дни бывает так трудно разобраться». [468]Находя свои налоговые счета абсурдными, доказывающими непомерную алчность правительства, она никогда даже не рассматривала возможности уклониться от налогов, сменив гражданство, или прибегнуть к уловкам в отношениях с департаментом налогов и сборов. Поэтому подсознательно ей было неловко хитрить и изворачиваться с собственными деньгами. Почему должно быть так? На пороге семидесятилетия она продолжала очень усердно трудиться и не по своей вине вынуждена была играть в абсурдную игру с налогами, стараясь не пасть жертвой собственной невероятной популярности. Она хотела оставаться честной. «Со всеми этими текущими рекой деньгами и работой, которая дается все тяжелее, жизнь стала куда хуже, чем была, когда мы имели всего четыреста фунтов в год и я каждый день гуляла в парке с коляской», [469]— писала она Корку.

Он, разумеется, действовал исходя исключительно из интересов Агаты, как он их понимал, и прилагал все возможные усилия, чтобы создать наилучшую схему. В этом ему помогал Энтони с его блестящими «юридическими мозгами». Он наряду с Корком и Розалиндой должен был стать одним из доверительных собственников. Отчасти в этом и заключалась загвоздка. Вся схема — которая, по сути дела, осуществлялась без участия Агаты и в которой она занимала место лишь «наемного раба на зарплате», как она это называла, — была выгодна отнюдь не ей. «Это по-настоящему огорчает Розалинду и Энтони», — писала она Корку в 1956 году. К тому же чудовищная неловкость состояла в том, что пришлось сообщить Агате: чтобы система заработала, она должна прожить еще пять лет. «Как цинично это звучит, — писал Корк. — Махинации с налогами всегда выставляют людей в бесчеловечном свете. Но пожалуйста, поверьте, в том, что касается нашей дорогой Агаты, мы не бесчеловечны». [470]Она прекрасно понимала их смущение («Дорогой Эдмунд, Кукла сделает все от нее зависящее, чтобы прожить еще пять лет»), но ей вся эта затея очень не нравилась, и она хотела отмежеваться от нее насколько возможно.

«Все сложности оставляю Вам и Энтони, которого, подозреваю, они могут даже воодушевлять. На Розалинду можно рассчитывать как на тормозной рычаг, смазанный безукоризненным пессимизмом.

Не расстраивайтесь слишком сильно из-за всего этого. Я всегда знала, что в налоговых делах кости выпадают в пользу лишь одного игрока». [471]

Розалинде и Энтони Агата писала: «Вся эта затея предпринята ради вашего блага, не моего, поскольку средства, обеспечивающие мое существование (и роскошное существование!), остаются более-менее неизменными. А посему, если вы не заинтересованы по-настоящему и не считаете это дело благородным, оставьте все как есть. [Но] если вы оба полагаете, что вероятные хлопоты и осложнения того стоят, тогда — вперед! Лично я не намерена не только беспокоиться о чем бы то ни было, но даже и вникать в это. Считаю, что это целиком ваше дело». [472]

Письмо было переслано Корку как свидетельство безразличия Агаты. «Я решительно не готов продвигаться вперед до тех пор, пока наша схема не получит Вашего безоговорочного одобрения, — написал он ей. — Ее осуществление возможно лишь при условии Вашего полного доверия ко мне и Энтони…» [473]Он не переставал верить, что создание компании необходимо, но отчаянно хотел, чтобы Агата была довольна затеянным предприятием, хотя в глубине души знал, что это не так. Тем не менее она согласилась со схемой.

«Задетая тем, что была названа безразличной (не вами — Энтони), я послала возмущенную телеграмму, отвергающую обвинение. Покладистая — да, но не безразличная… Ладно, оставьте сомнения, Эдмунд, я знаю, что Вы делаете все возможное для моего финансового благополучия (и покоя!), и полностью доверяю Вам и Энтони, тем более что я сама всегда побуждала Вас придумать что-нибудь в этом роде, разве не так? Поэтому не давайте тревогам слишком омрачать Ваше чело». [474]

Но она оказалась права, сомневаясь в том, что придуманная схема защитит ее. В 1957 году департамент по налогам и сборам снова зашевелился. Он оспаривал правомочность передачи налогового бремени по доходам от прав на издание произведений Агаты, которые составили около 120 тысяч фунтов, в руки доверительных собственников. Надо признать, что схема, согласно которой утверждалось, будто Агата «умерла как автор» в 1955 году и возродилась всего лишь как наемный служащий компании с рядовым налоговым индексом, действительно вызывала сомнения. Сначала департамент согласился с подобным изменением ее статуса, потом, как выразился Корк, «передумал легко, как это может делать только корона». Так же как после дела Сабатини в 1938 году, для Агаты начался кошмар налоговых проблем в Америке, в Англии над ней нависла новая угроза ввиду прецедента, ждавшего судебного решения, — на сей раз речь шла об авторских правах покойного писателя Питера Чейни; дело завершилось лишь в конце 1964 года.