Юрий Гавриков - Че Гевара. Последний романтик революции

Закончился крайне трудный для партизан август. Че как всегда подводит на страницах Дневника итоги:

«Это был самый тяжелый месяц, который мы пережили с того момента, как начали вооруженные действия. Обнаружение армией всех наших тайников с документами и медикаментами явилось для нас очень тяжелым ударом, особенно с психологической точки зрения. Потеря двух бойцов и последовавшие за этим трудные периоды, во время которых мы держались только за счет конины, деморализовали людей. Дело дошло до того, что Камба ставит вопрос об уходе из отряда... Отрицательно сказывается на моральном духе бойцов и отсутствие контактов с Хоакином, а также тот факт, что пленные из его отряда выдали армии все, что знали. Моя болезнь также посеяла среди многих неуверенность, и все это сказалось на единственном нашем бое, в котором мы могли нанести армии серьезные потери, но только ранили одного солдата. С другой стороны, грудные переходы по горам без воды выявили некоторые отрицательные человеческие черты у бойцов...

Мы переживаем момент упадка нашего боевого духа. Легенда о партизанах также тускнеет. Наиболее важные задачи — те же, что и в прошлом месяце: восстановить контакты, увеличить свои ряды за счет новых бойцов, обеспечить себя лекарствами и оружием...»

В то время, когда писались эти строчки, в нескольких десятках километров от местонахождения отряда Че Хоакин и его бойцы вели последний смертный бой...

«Все кубинцы и некоторые боливийцы за то, чтобы продолжать борьбу до конца», — резюмирует Гевара в Дневнике, находясь в полном неведении о судьбе Хоакина.

Теперь первоочередная задача — если не встретить, то хотя бы узнать правду о Хоакине и его людях. 1 сентября отряд Че выходит (поразительно!) к хижине предателя Рохаса. Она была пуста. Ничего подозрительного партизаны не обнаружили. Найдя в жилище крестьянина еду, они приготовили ужин, поели и двинулись в путь. На следующий день им повстречались местные жители, из которых никто не обмолвился о гибели группы Хоакина и о причастности к этому Рохаса.

Вечером радио «Голос Америки» сообщило о гибели в районе Камири отряда во главе с кубинцем Хоакином. Гевара долго не мог примириться с мыслью о гибели всей группы. И только после передачи боливийскими радиостанциями о деталях этой трагедии, в том числе о гибели Тани, он признал, что это — правда.

В сентябре геваровский отряд продвигается к более населенной зоне, что дает возможность партизанам приобрести немного пищи и утолить жажду нормальной водой. Правда, это связано теперь с еще большим риском, так как, пишет Че, «крестьянская масса ни в чем не помогает, крестьяне становятся предателями». ( Прим. авт. : Я пытаюсь осмыслить, что думал Гевара, записывая эти скупые строки. Насколько тяжело было морально ему признать это в отношении людей, ради которых, собственно, он и приехал в Боливию и взвалил на себя мало благодарную роль.)

А положение в отряде становится все более тяжелым. Если до гибели Хоакина бойцы жили еще какой-то надеждой, теперь она, эта надежда, умирала в их сердцах. Девять месяцев нечеловеческих усилий измотали людей Че не только физически, но и духовно. Потеряли ли они веру в конечную цель? Скорее нет, но теперь больше всего они хотели просто выспаться и утолить голод. Вернемся к Дневнику:

«12 сентября... Видно, что Антонио ведет себя ненормально. На глазах слезы... но уверяет, что его не беспокоит наказание, полученное за то, что уснул на посту и затем это отрицал... Ссылается на недостаток сна. Отказался выполнить приказ Чапако...»

«13 сентября... Предложил Дарио покинуть отряд, если он того желает. Сначала Дарио мне ответил, что это опасно. Я предупредил, что здесь не убежище и если решает остаться, то это — раз и навсегда...»

«16 сентября... Серьезная ссора между Антонио и Чапако... Эустакио заявил, что Ньято ест больше других... Хулио обвинил больного врача в симуляции...»

«18 сентября... Бенигно не выполнил приказ и получил нагоняй, после чего с ним случилась истерика...»

И что же Че? Как он оценивает все эти проявления людских слабостей? Исключительно сдержанно и с большим пониманием (поистине «святой» человек!). Он записывает в месячном анализе за сентябрь, что моральный дух большинства оставшихся людей довольно высок. Он по-братски любит этих самоотверженных людей, пожертвовавших буквально всем ради великих освободительных идеалов.

26 сентября отряд вошел в селение Игера на высоте 2280 метров. При выходе из него наткнулся на засаду (кто-то уже вызвал солдат!). Бой короткий, но большие потери у партизан — трое убитых, двое раненых, боливийцы Камба и Леон дезертировали и сдались в плен. Остальные спаслись бегством. «Несколько раз нам казалось, что это наш последний день», — записывает Че 28 сентября. Радио сообщает, что Гевара окружен и ликвидация его отряда — дело ближайших дней.

Листок из Дневника от 30 сентября:

«Месяц этот напоминает по своим чертам предыдущий, но сейчас армия явно показывает большую эффективность в своих действиях (не зря усердствуют инструкторы из Пентагона и ЦРУ! — Ю.Г.)...

Наиболее важная задача — уйти отсюда и искать более благоприятную зону. Кроме того, надо наладить контакты, хотя весь наш аппарат в Ла-Пасе разрушен, и там нам также нанесли тяжелые удары».

Утром первого октября партизаны разбили лагерь в редком лесочке. Поблизости виднелись крестьянские хижины, они были заняты солдатами. На следующий день солдаты почему-то скрылись. Тем не менее, партизаны двинулись дальше в поисках более надежного места. Они продвигались из одного ущелья в другое, избегая встреч с крестьянами и патрулями. 7 октября они вошли в ложбину Кебрада де Юро. Че делает предпоследнюю запись в Дневнике:

«Одиннадцать месяцев со дня нашего появления в Ньянкауасу исполнилось без всяких осложнений, почти идиллически (надо было постучать при этом по «дереву»! — Ю.Г .). Все было тихо до полпервого, когда в ложбине, в которой мы разбили лагерь, появилась старуха, пасшая своих коз. Нам пришлось задержать ее. Она ничего внятного о солдатах не сказала, отвечая на все наши вопросы, что ничего не знает, что она уже давно в этих местах не появлялась... В полшестого Инти и еще двое отправились в хижину к старухе, у которой одна дочь парализована, другая — почти карлица. Старухе дали 50 песо и сказали, чтобы она никому ни слова о нас не говорила. Но мы мало надеемся, что она сдержит свое обещание (и правильно делаете: старуха все расскажет потом солдатам. — Ю.Г .). В пять часов мы вышли в путь. Луна еле светила, и переход был очень утомительным. Мы оставили много следов, идя по ложбине, в которой не было домов, но были посевы картофеля... В два часа ночи мы решили отдохнуть, но потом сочли бессмысленным продолжать наш путь. При ночных переходах Чино (страдал сильной близорукостью. — Ю.Г. ) превращается в настоящую обузу». Далее следует несколько строк, о сообщении армейского командования, сообщавших об окруженных 37 партизанах между реками Асеро и Оро. Последнюю запись Гевара делает между 2 и 3 часами утра 8 октября. На этом записи обрывается «Боливийский дневник» Че.