Вольф Долгий - Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

Сергей Ежов был года на три старше Осипа. Держался он запросто, без церемоний. При первом же знакомстве он признался, что все его попытки завязать отношения с контрабандистами закончились полнейшим фиаско. Тут же в лицах, потешаясь над собой и при этом нимало не боясь упасть в глазах Осипа (чем особенно подкупал его), изобразил свои разговоры с корчмарями и балагулами. Слушая его, Осип буквально покатывался от хохота. Одет с иголочки, даже и в котелке, к тому же говорит не на местном воляпюке, причудливо вобравшем в себя три-четыре языка, а на чистейшем русском, — мог ли он всем своим поведением не вызвать настороженность? Его явно принимали за агента полиции: о чем бы он ни заговорил, пусть даже на нейтральную тему, собеседники прикидывались непонимающими. Когда же заводил речь о контрабандистах, от него и вовсе шарахались, как от чумного. Естественно, пришлось убираться восвояси, тем более были уже и признаки того, что его собираются поколотить; то в одной корчме, то в другой он вдруг сталкивался с подвыпившими мужичками, всякий раз с новыми, но действовавшими с поразительной одинаковостью: они всячески задирали его, не иначе — вызывая на драку… Да, посмеявшись вместе с Ежовым, сказал Осип, вполне могли избить, даже странно, что не подкараулили где-нибудь в укромном месте да не устроили темную, народ отчаянный…

Вот уж когда пригодились связи Осипа с «контрабандирами» — с дядей Осипом, с Войцехом! Вскоре (раз возникла в том нужда) появились и новые знакомцы на границе — в Кибартах, Вержболове, Юрбурге. Ежов поражался: как это тебе, Осип, удается с такой легкостью находить с этой публикой общий язык? Но ничего удивительного здесь не было. Просто-напросто Осип отменно знал их нравы и повадки, говорил на их жаргоне — одним словом, не был для них чужаком, которого следует остерегаться.

Первый транспорт искровской литературы поступил в конце лета 1901 года. Помогли товарищи из профсоюза щетинщиков; жили они в Кибартах, но работали в «неметчине», в Эйдкунае, и потому имели специальные пропуска для беспрепятственного перехода границы. И вот в назначенный день Осипа уже ждала объемистая корзина, доверху набитая брошюрами и пачками газет; пуда на три, никак не меньше. Хорошо, что Осип догадался приехать в Кибарты вместе с Казимежем, своим помощником по профсоюзу дамских портных: одному нипочем не управиться бы с такой тяжестью.

Первый транспорт — о, должно быть, навек запомнится он Осипу…

Проще всего было сесть в поезд (через Вержболово, это рядом с Кибартами, проходит железная дорога) и спокойно доехать до Вильны: часа четыре езды. Но с таким грузом нечего и помышлять о железной дороге; известно, что на пограничных станциях жандармы особенно усердно осматривают багаж. Осип решил воспользоваться наемной каретой — хотя бы до Ковны. Рейс дальний, выгодный — первый же возница тотчас согласился ехать. Правда, потребовал плату вперед (видимо, пассажиры не внушали ему доверия). Ничего не поделаешь, пришлось заплатить. В конце концов, рассудил Осип, какая разница, когда рассчитаться — сейчас или потом?

Разница, оказывается, была. Проехали несколько верст — возница стал вдруг проявлять повышенный интерес к содержимому корзины.

— Уж не золото ли? — пошутил он. — Эвон какая тяжесть!

— Золото, точно! — шуткой отозвался и Осип. — Да не простое золото — в слитках.

— Нет, — еще через несколько верст вполне серьезно заметил возница, — нет, не золото. — Тут же и обосновал свою мысль: — Будь там золото — и вчетвером не поднять бы. Мануфактуру, хлопцы, везете, верно?

Осип счел за благо согласиться с ним. Пусть мануфактура, пусть хоть черт-дьявол, лишь бы не литература!

— Поди, краденая? — последовал новый вопрос. — Мануфактура-то!

— Да вы что! — вскинулся Осип.

— Вот я и говорю — краденая, — с удовлетворением заявил возница. — У меня глаз вострый, скрозь землю на три аршина вижу… — И внезапно остановил лошадь. — А ну, вылезай! Приехали… Кому сказано — вылезай!

Осип возмутился:

— И не подумаем! Деньги уплачены — вези!

— А ты на меня не ори, — посоветовал возница (рожа красная, наглая, откровенно ухмыляется). — Я ведь знаешь куда увезти тебя могу — прямиком в околоток! А не хочешь в околоток — гони добавку! Целковый, подумаешь…

Осип отдал рубль.

Сколько-то времени ехали молча. Но потом опять все началось сызнова. На этот раз возница подступался с другого боку:

— А что, мануфактура — стоящая ли?

— Тебе-то что?

— Ишь, — чему-то удивился возница. — А может, я купить желаю.

— Не продажная.

— Сукно, что ли?

— Да хоть и сукно!

— Дай глянуть.

— Еще чего!

— Вон ты как со мной… — с обидой и печалью в голосе воскликнул возница. — Я вас, шантрапу эдакую, как людей везу, а ты… Тпру! — осадил он свою лошадку. — Вылезай! А не то…

Деваться некуда — Осип протянул ему очередной рубль. Но возница совсем, видно, потерял стыд и совесть.

— Нет, — помотал он головой. — Два целковых гони… — И для наглядности выставил два пальца.

Раза три еще пришлось доплачивать, пока добрались до Ковны… Но приключения на том не кончились. На мосту, перед въездом в город, карету остановил таможенный какой-то чин. Тьма кромешная, ночь, добрые люди спят давным-давно — откуда взялся на их голову чертов этот чиновник!

— Что везете, господа? Дозвольте осмотреть поклажу!

С Казимежем заранее было договорено, что в случае задержания он должен вести себя так, будто незнаком с Осипом и отношения к корзине ни малейшего не имеет. Но сейчас все карты путал возница: уж он-то знал, что они едут вместе!

— Чья корзина? — спросил тем временем таможенник.

— Моя, — ответил Осип.

— Предъявите для досмотра.

Казимеж — молодец, не растерялся.

— Я не имею времени ждать, — сказал он. — Пусть господин с корзиной остается, а я поеду дальше.

— Да, конечно, — согласился с ним таможенник. — Не смею задерживать.

Возница, даром что выжига, каких мало, тоже молодцом оказался: помог снять корзину и, ни слова не сказав таможеннику, помчал с Казимежем в Ковну.

— Так что у вас? — спросил таможенник у Осипа, когда они остались одни на пустынном мосту. — Мануфактура? Чай? Кофе? Корица?

— Никак нет, — ответил Осип. — Так, пустяки, пан чиновник. Не извольте беспокоиться.

— А это, сударь, я уж сам решу — беспокоиться мне или нет! — поставил тот Осипа на свое место.

С этими словами он принялся сам развязывать корзину, сдернул мешковину, прикрывавшую груз, и извлек кипу газет (то была «Искра») и какую-то брошюру.

— Газеты, книги?

В голосе его сквозило неприкрытое разочарование: уж больно товар непривычный, совершенно неизвестно, удастся ль сорвать за него хоть какую-нибудь мзду; это же было написано у него и на лице — не только разочарованном, но как бы даже и обиженном… Стал чиркать спичками, они поминутно гасли на ветру, наконец прочел заголовок брошюры: «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» Карла Маркса.