Владимир Колганов - Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера»

Прежде чем продолжить рассказ, позволю себе еще одно небольшое отступление. Речь опять пойдет о жертвенности, о «бескорыстных побуждениях» людей — этой теме немало строк посвятил в своих воспоминаниях князь Евгений Николаевич Трубецкой. Вот почему-то кажется, что Михаил Булгаков вряд ли согласился бы с мнением влиятельного князя. Понятие жертвенности было ему знакомо — если только понимать под этим работу на износ. Но вот ради чего приносилась эта жертва? Нередко люди жертвуют здоровьем, чтобы обеспечить будущее детям. Но у Булгакова не было детей, а сын Елены Сергеевны находился на содержании своего отца, Евгения Шиловского. Можно припомнить и не слишком лестное мнение Булгакова о своих согражданах. «Национально единство», «патриотизм» — вряд ли для него что-то значили эти часто повторяемые в нынешние времена слова. Тогда логично предположить следующее — что жертвовал он… ради самого себя. И все же такой парадоксальный вывод был бы не совсем правильным, поскольку нельзя не учитывать его отношения к княгине. Так что, помимо жажды славы и материального достатка, было в этой его жертвенности еще одно — желание доказать, что, отвергая его, была не права Кира Алексеевна.

Однако согласитесь, что все это довольно странно — в истории о романтической любви нам довелось встретиться со многими интересными людьми. Князья, камергеры, философы, писатели, офицеры лейб-гвардии Его Величества… И ни одного настоящего поэта! Право же, это заставляет усомниться в реальности описанных событий. Так не бывает. Не может быть рассказа о любви, если нет даже намека на поэзию. Впрочем, вы могли заметить, что в тексте фигурирует поэт, точнее, поэтесса. Однако Марина Цветаева не в счет, поскольку упоминание ее имени здесь связано с посторонним человеком — князем Алексеем Щербатовым. А там, где этот князь, нет места для поэзии. Совсем иначе в истории любви.

И вот, чтобы убедиться в этом, снова вспомним о княжне Гирей, подруге и наставнице Киры Алексеевны. В годы, предшествовавшие Первой мировой войне, Анжелика Михайловна выходит замуж за Андрея Дмитриевича Карпова, сына действительного статского советника, орловского помещика. В то время муж служил адъютантом командира 36-й пехотной дивизии, начальником штаба которой был полковник Дмитрий Александрович Лопухин, тоже из орловских помещиков, брат упомянутого выше Алексея Александровича. Жена его, Елизавета Михайловна Лопухина, приходилась Анжелике Михайловне родной сестрой. Собственно, и жили они в одном доме — в доме Лопухиных на Тургеневской улице в городе Орле. Подтверждение этому родству находим и в письме княжны Анжелики Гирей, адресованном Кире Алексеевне:

«Милая Кира. Митя тебе написал громадное письмо и адресовал его в Шаблыкино, я думала, что они с Лили списались на счет адреса, но вышло очень досадно. Мне кажется, что Митя в своем письме скорее тебя отговаривает, и мне его жаль…»

Нетрудно догадаться, что Митя — это Дмитрий Александрович Лопухин, а Лили — это его жена, Елизавета Михайловна. Сестры, по моде тех лет, активно занимались благотворительностью — Елизавета была попечительницей местного общества Красного Креста, в то время как Анжелика заведовала приютом «Ясли» в Орловском Доме трудолюбия.

В 1911 году Лопухин был назначен командиром 9-го Уланского Бугского полка и семья со всеми чадами и домочадцами покинула Орловскую губернию, перебравшись в Белую Церковь, что под Киевом. С февраля 1914 года он — командир Конно-гренадерского лейб-гвардии полка в звании генерал-майора. А уже в самом начале войны семью Лопухиных постигло горе — сначала погиб их сын, а затем тяжело ранен был и сам глава семейства. Дмитрий Александрович всего на несколько месяцев пережил своего наследника.

О судьбе сестер Гирей в годы Гражданской войны у меня нет сведений. Известно лишь, что Анжелика Михайловна в 1920 году эвакуировалась из Крыма в Константинополь, где и скончалась через восемь лет. Елизавета Михайловна имела возможность уехать за границу вместе с семьей Алексея Александровича Лопухина. Однако этому помешал «Ипполит Васильевич Стеценко, кавалерийский офицер, с молодых лет рыцарски влюбленный в жену своего полкового командира» — так пишет в своих воспоминаниях Евгений Борисович Пастернак, попутно называя погибшего мужа Елизаветы Михайловны «светлейшим князем». Действительно, штабс-ротмистр Стеценко служил под командованием полковника Лопухина в 9-м Уланском Бугском полку до начала 1914 года. Однако не был Лопухин светлейшим князем, да и Стеценко в пору знакомства с Елизаветой Михайловной был уже не молод. Но это сущие пустяки. А важно то, что случилось позже, осенью 1929 года:

«В один из ближайших дней после приезда из Крыма втроем с сыном родители отправились в большой доходный дом № 10 по Мертвому переулку, где в угловой комнате, которой оканчивался длиннейший коридор огромной, забитой людьми и вещами коммунальной квартиры, жила Елизавета Михайловна Стеценко. Она давала детям уроки французского языка».

Да, это была та самая бывшая княжна, сестра подруги Киры Алексеевны. А вот что Евгений Пастернак пишет в своей книге со слов Лопухиной-Стеценко о ее жизни в годы Первой мировой войны:

«Сама Елизавета Михайловна учредила, оборудовала, всю войну содержала большой полевой госпиталь и безотлучно работала в нем старшей операционной сестрой милосердия. Деньги на это она по поручению мужа выручила, продав их Орловское имение, которое в свое время за образцовое ведение сельского хозяйства было удостоено большой бронзовой медали Всемирной выставки в Париже».

Начав с уроков французского языка, Елизавета Михайловна стала бонной юного Жени Пастернака. Борис Леонидович был чрезвычайно благодарен ей за воспитание наследника — в пору трудного расставания с первой женой такая забота была очень кстати. Особенно если учесть настойчивые жалобы отвергнутой Евгении: «Я не могу одна растить Женю». В 1934 году он подарил Елизавете Михайловне сборник стихов «Второе рождение» с такой надписью:

«Дорогой Елизавете Михайловне от крепко любящего ее Б. П…. Когда я напишу что-нибудь стоящее, настоящую человеческую книгу (и — не стишки какие-нибудь!), я попрошу у Вас позволенья посвятить ее Вам… Моего долга Вам не измерить, Вы это сами знаете, но не в этом дело, это бы меня не мучило. Грустнее то, что никакими словами мне не дать Вам понятья о моей признательности…»

Вероятно, ко времени написания «Доктора Живаго» Елизаветы Михайловны уже не было в живых — так или иначе, но обошлось без обещанного поэтом посвящения. А все-таки жаль, что Борис Пастернак не написал в память о Елизавете Михайловне стихи. Не сомневаюсь, будь он знаком с княгиней Кирой Алексеевной, наверняка посвятил бы ей букет сонетов или же поэму. Но это все из области предположений и догадок, поскольку в 1930-х годах княгиня была уже не молода, а у Бориса Леонидовича было другое увлечение — Зинаида Николаевна, в недавнем прошлом супруга пианиста Генриха Нейгауза. Реальность же заставляет нас делать выводы, весьма далекие и от поэзии, и от поэтов.