Станислав Малышев - Военный Петербург эпохи Николая I

Генерал, обер-офицер и рядовой Л.-гв. Конного полка. Рис. из альбома полка. 1848 г.

Дворцовые караулы мы любили и потому, что все они помещались во дворцах, за решетками, и выбегать приходилось редко, а в главном карауле Зимнего дворца — почти никогда.

После трех дворцовых караулов самые сносные были все-таки так называемые „спячки“, потому что хотя до них и было четыре часа ходьбы, но зато такой караул можно назвать блаженством в сравнении с „горячками“. Арестованные были там неслыханной редкостью, так же как и вызов под ружье. Пообедать и заснуть до зори можно было беспрепятственно. На зорю — хочешь выходи, хочешь нет, никто не увидит. Ночью можно было смело расстегнуть и даже снять сюртук, а в таком благодатном карауле, как Комиссариатское депо, где и ворота на ночь запирались, офицер располагался просто как дома. Утром можно было не вставать до света, одеться и напиться чаю, не торопясь». [102] Цит. по: Гулевич С.А. История Л.-гв. Финляндского полка. СПб., 1906. Т. 2. С. 251254.

Надгробие К.И. Рейсига. Скульптор А.И. Штрейхенберг. 1840 г.

Еще в первой главе «Евгения Онегина» Пушкин, передавая картину петербургской ночи конца 1810-х годов на Неве у Зимнего дворца, говорит:

Эта традиция перекликания в ответственных караулах передавалась из поколения в поколения русских солдат на пользу им и офицерам. Сохранялась она и при Николае I. Преображенец Самсонов, вспоминая 1830-е годы, описывает ее подробно: «При караулах во дворце, куда я часто назначался, бдительности наша, конечно, усиливалась еще более, и мы так приспособились, что никогда не проглядывали нашего августейшего шефа государя императора. Но для такого успеха мы прибегали к некоторой уловке. В те времена часовые в доказательство своего бодрствования, время от времени должны были кричать „слуша-а-ай!“. Пользуясь этим, мы приказывали часовому, стоявшему на углу дворцовой ограды, как только государь, возвращаясь домой, проедет мимо него, кричать изо всей мочи „слуша-а-ай!“ и таким образом своевременно извещать нас о появлении его величества». [104] Самсонов Г.П. Указ. соч. С. 934.

Сохранилось надгробие капитана Л.-гв. Семеновского полка Карла Иоганна Христиана Рейсига, который в 1837 году заснул в карауле в Зимнем дворце. Николай I застал его спящим на посту. Согласно легенде, проснувшийся офицер при виде разгневанного императора умер от разрыва сердца. Но все-таки гораздо вероятнее, что после караула он застрелился, не выдержав позора. Рейсиг был похоронен на лютеранском Волковом кладбище. В 1840 году над его могилой появилось надгробие работы скульптора А.И. Штрейхенберга. Скульптура изображает спящего гвардейского офицера, который накрылся шинелью и поставил под голову кивер. В советское время это надгробие, как несомненная художественная ценность, было перенесено в Александро-Невскую лавру.

Офицер Л.-гв. Егерского полка Г.В. Карцев приводит пример, когда простая случайность сделала ему в глазах Михаила Павловича репутацию ревностного службиста: «Однажды весной я стоял в карауле на Сенатской гауптвахте. Утро было прелестное, не спалось, и я вышел погулять на платформу. Погуляв и ничего не подозревая, я пошел пить чай, в свое время сменился и благополучно отвел караул. На другой день полковой командир благодарил меня за мою исправность: великий князь гулял около Исаакиевского собора, видел меня исправным и велел сказать „Спасибо"». [105] Карцев Г.В. Из воспоминаний старого лейб-егеря // Исторический вестник. 1900. Т. 81. № 9. С. 888.

Военные парады при Николае I занимали важное место и в жизни гвардии, и в жизни всего Петербурга, привлекая внимание народа своей воинственной красотой. Особенно зрелищно выглядели парады, в которых участвовал весь Гвардейский корпус. Отборные, прославленные героические полки, отмеченные наградами за подвиги во славу России, осененные священными знаменами и штандартами, состоявшие из рослых, сильных, смелых, красивых людей в ярких мундирах, демонстрировали идеальный порядок и совершенство построений, и вместе с тем — преданность вере, царю и Отечеству, готовность отстоять русскую землю от любого врага, внешнего и внутреннего. Огромные черные прямоугольники пехотных батальонов, блестящие кирасы, белые лосины и черные ботфорты кирасир, яркие формы конногренадер, драгун, гусар, улан, казаков, грозный вид артиллерийских орудий, могучее русское «ура», музыка военных оркестров, присутствие государя со свитой и августейшим семейством никого не оставляли равнодушным.

Тремя главными ежегодными парадами были Рождественский на Дворцовой площади, майский на Марсовом поле и летний в лагере под Красным Селом, чаще всего по окончании маневров. Все они собирали огромную массу зрителей. Кроме того, в каждом полку устраивался свой парад в день полкового праздника. В залах Зимнего дворца проходили парады знаменных взводов всех гвардейских полков, 6 января — по случаю окропления знамен и штандартов святой водой, и 25 декабря — в память изгнания неприятеля из России в 1812 году. В декабре от каждого полка участвовал взвод, составленный из кавалеров, имевших медали на 1812 год, а затем, по мере их убыли, из участников более поздних войн. Кроме этих ежегодных, были парады по особым случаям.

Например, 14 июля 1826 года на Исаакиевской площади был отслужен благодарственный молебен по случаю избавления России от готовящегося бедствия от заговора декабристов. После молебна гвардия прошла парадным маршем. Часть гвардии — по одному батальону от полка — в это время находилась вместе с государем в Москве, куда выступила еще в марте случаю коронационных торжеств, и вернулась только в ноябре.

Император Николай I в дни коронации. Худ. Д. Доу. 1826 г.

Едва вступив на престол, Николай I тут же приказал срочно открыть Военную галерею. Художник Джордж Доу, приглашенный в Петербург покойным Александром, ускорил работу над портретами генералов — героев войны 1812 года. Место для галереи во дворце, которое при Александре даже не было определено, при Николае сразу же нашлось. По проекту Карла Росси было перестроено несколько кабинетов около Большого тронного зала и Большой дворцовой церкви, и это символически сблизило самодержавие и православие. Николай Павлович, не успевший по молодости лет принять участие в сражениях против Наполеона и не претендовавший ни на какую роль в победе, считал галерею делом государственной важности. Она должна была стать не только памятью о славных подвигах русских войск, освободивших Россию и Европу от наполеоновского нашествия, но и символом могущества императорской власти и верности русского народа своему государю.