Максим Ларсонс - В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты

Я прошел с Кристи из передней в кабинет, и он уселся в специально для этой цели приготовленное кресло, а именно лицом к раздвижным дверям, так что каждый звук его голоса достигал ушей спрятавшихся за дверями людей. Кроме того, раздвижные двери были не вполне закрыты, между ними была оставлена очень узкая щель, которую Кристи заметить не мог, так как гостиная была абсолютно темна, а кабинет освещен. Я сидел в кресле спиной к раздвижным дверям, лицом к Кристи. Весь разговор велся в очень спокойном тоне, без всякого повышения голоса.

Л. «В чем дело, что Вы от меня хотите?»

К. «Должен Вам сказать, что я был смущен, когда сегодня вечером позвонил Вам по телефону. Мне показалось, что Вы с кем-то совещались, так как Вы прервали разговор. Но теперь мы одни и можем все спокойно обсудить. Между прочим, у меня есть теперь Ваша фотографическая карточка».

Л. «Принесли ли Вы весь материал с собой?»

К. «Да, конечно».

Л. «Прежде чем рассматривать имеющийся у Вас материал, я бы хотел выяснить Ваши условия и прийти с Вами к соглашению. Одним словом, сколько Вы хотите за то, чтобы портфель был якобы потерян, а материал передан мне на руки?»

К. «Я уже Вам говорил, я хочу 250 долларов».

Л. «А если я прочту только одно письмо относительно Швеции, Вы хотите 150 марок?»

К. «Совершенно правильно».

Л. «Чем же я гарантирован, что Вы во второй раз не предложите мне тот же материал с целью выкупа?»

К. «Я могу ручаться только любовью к своей матери, что это никогда не случится. Я знаю, что совершаю очень некрасивый поступок, в особенности по отношению к моей редакции, которая меня к Вам послала, но что прикажете делать? Когда человек нуждается, он ищет заработка там, где его можно найти».

Этим закончился наш разговор. Я встал, подошел к двери, ведущей в переднюю, открыл ее и громко позвал: «Лиза!» Это был условный пароль, по которому агенты должны были приступить к исполнению своих обязанностей. Раздвижные двери немедленно отворились, один агент и Б. Я. появились из гостиной, а другой агент вошел в комнату из передней. Кристи совершенно остолбенел, без сопротивления дал себя обыскать, оружия при нем не оказалось, а найденные при нем бумаги были агентами отобраны и положены в его же портфель.

Очень взволнованный, Кристи спросил меня по русски, не зная, что один из трех присутствующих также владеет этим языком:

«Кто это такие? Чекисты? Куда они хотят меня вести? Что теперь будет? Уж не в советское ли посольство они хотят меня препроводить?»

Я ему заявил, что его поведут не в советское посольство, что эти господа агенты германской уголовной полиции, с которыми он должен следовать в местный участок. Тогда он потребовал у них удостоверения. Оба агента показали ему свои значки. Когда он убедился в том, что перед ним действительно агенты германской уголовной полиции, он обратился внезапно ко мне и сказал, видимо успокоенный, по русски:

«Ах, вот как! Ну, тогда я дело поверну по другому! Не я требовал у Вас денег, а Вы мне предложили деньги. Это самая обыкновенная провокация. Я об этом заявлю в полиции. Теперь будьте благонадежны, завтра же весь материал будет опубликован!»

К невероятному его ужасу, Б. Я. ответил ему на это по русски:

«Вот это прекрасно. По крайней мере мы знаем теперь Ваши намерения!» и сейчас же перевел агентам последние сказанные Кристи слова.

Сейчас же после своего задержания, Кристи заявил, что его зовут Семен Михайлович Дружеловский и что он состоит директором политического информационного бюро «Руссина», помещающегося в Берлине на Пассауерштрассе 8 и поставившего своей целью борьбу с Третьим Интернационалом.

Вслед затем мы все отправились в участок, где были подвергнуты краткому допросу. По окончании допроса Дружеловского увели, и агенты, которые сами не могли читать по-русски, позволили мне просмотреть наскоро взятый у Дружеловского материал. Я нашел мою фотографию, снятую в 1905 г., и карандашом написанное письмо одной женщины к другой, не снабженное ни числом, ни указанием места отправки, ни подписью, в коем говорилось о том, что я весной 1919 г. бежал из России в Швецию. Кроме этого я в бумагах нашел статью на нескольких страницах, озаглавленную «Один из советских воротил!» Статья не была закончена, она была только начерно набросана и содержала наряду с фактами, отвечающими действительности, целый ряд неправильных данных, а также пустые намеки, напр., на мою якобы многолетнюю близкую дружбу с берлинским советским послом Н. Н. Крестинским, которой и объясняется получение мною — иностранцем — такого высокого поста на советской службе и т. д.

В течение следующих дней мои показания были запротоколированы в полицейском участке и в Полицейпрезидиуме в Берлине. В Полицейпрезидиуме мне пришлось пробыть несколько минут вместе с Дружеловским в присутствии агента уголовной полиции. Дружеловский сказал мне по русски:

«Прошу Вас, откажитесь от жалобы, которую Вы подали. Я обещаю Вам всем святым, что я ничего против Вас больше предпринимать не буду. Вы можете в этом совершенно не сомневаться».

Я ему ответил:

«Мне лично совершенно неинтересно Вас преследовать. Если прокуратура откажется от Вашего дальнейшего преследования, то этим все дело и для меня заканчивается».

Через несколько времени я получил официальное уведомление о том, что дело Дружеловского направлено к прекращению. Уже впоследствии до моего сведения дошло, что Дружеловский выступал с разных сторон в роли политического шпиона и что он предлагал для покупки иностранным правительствам якобы настоящие советские документы, на самом деле им же самим сфабрикованные. Некоторые из этих документов были выставлены на полицейской выставке в Берлине осенью 1926 г.

Летом 1928 г. в парижском издании большой американской газеты появилось сообщение, что Дружеловский при переходе им эстонско-советской границы был захвачен советскими властями и расстрелян.

Совершенно секретно.

Циркулярное сообщение всем заграничным представителям Совнаркома и Наркоминдела от 11 ноября 1920 г.

Уважаемый товарищ,

Нижеследующее сообщение является циркулярным, обращенным ко всем заграничным представителям Совнаркома и Наркоминдела. Последним строжайшим образом предписывается, под угрозой суровой кары, не компрометировать своим образом жизни рабочее правительство Р. С. Ф. С. Р., представителями которого они являются. Скромность и простота образа жизни Российских представителей должны соответствовать характеру нашего строя и нашего государства, являющегося государством рабочих и крестьян. Наши представители должны самым своим образом жизни доказывать всему внешнему миру, что Советское Правительство является Правительством рабоче-крестьянским. Ни в коем случае не следует среди заграничных наблюдателей вызывать представление, будто бы занимающие ответственные должности Советские работники имеют возможность тратить большие суммы денег и пользоваться роскошью и удобством, недоступными широкой массе Советских граждан. Самый образ жизни наших представителей должен являться фактическим опровержением ходячих клевет наших врагов относительно того, якобы во главе Советского государства стоит олигархия, злоупотребляющая своим положением для личных целей. Каждая деталь в образе жизни наших заграничных представителей должна внушать внешнему миру мысль о том, что ответственные советские деятели являются лишь работниками, исполняющими более важные функции, но никоим образом не привилегированным слоем, пользующимся благами жизни, недоступными другим. Их образ жизни должен быть воплощением той истины, что Советское государство есть государство всех трудящихся, которых ничто не отделяет от находящихся у власти товарищей.