Кристофер Хибберт - Частная жизнь адмирала Нельсона

«Король пригласил меня на ужин, и когда Его Величество поднял тост за мое здоровье, раздался салют из двадцати одного орудия, со всех судов военного флота Его Сицилийского Величества и из всех замков. Вечером состоялись иллюминация и театрализованное представление. Например, большую шлюпку декорировали под римскую галеру: на веслах закреплены фонари, а в центре воздвигли ростральную колонну с моим именем. Над кормой парили два ангела с моими изображениями в руках… А всего галеру освещали две тысячи разноцветных фонариков. Играл оркестр, составленный из лучших неаполитанских музыкантов и исполнителей. Песни по большей части посвящались мне. Сначала, говорится в одной из них, нам приходилось очень плохо, «но пришел Нельсон, непобедимый Нельсон, и спас нас, и вернул нам радость». Наверное, я покажусь тебе чрезмерно тщеславным, но нет, нет, поверь, я далек от этого».

Меж тем в тюрьмах продолжались пытки, а на городской площади — казни. Как передает Томас Трубридж, в один из августовских дней должны были, вместе с другими приговоренными к смерти, повесить людей высокого звания — князей, герцогов, графинь. Он выражал надежду на скорое окончание судов; по крайней мере в таком широком масштабе, и на объявление амнистии». Однако месяц проходил за месяцем, а виселицы все не разбирали. Безветренными ночами на судах было хорошо слышно все происходящее на Пьяцца-дель-Меркато. Когда полякрам с французами, уцелевшими во время осады замка Сан'Элмо, наконец разрешили отплыть в Тулон, из неаполитанцев, погрузившихся в них изначально, уцелела лишь треть. По подсчетам сэра Уильяма Гамильтона, в тюрьмах Неаполя остались томиться более восьми тысяч заключенных — «якобинцев и бунтовщиков». А кое-кого, включая глав двух самых известных неаполитанских семейств, заключили в подземные казематы на острове Маритимо близ западного побережья Сицилии, где они находились в таких условиях, что, по словам того же Гамильтона, уж лучше смерть.

В том же самом письме, где содержится описание торжеств в его честь, Нельсон сообщает жене об отбытии с королем в Палермо.

И действительно, на следующий же день он отплыл из Неаполя — вопреки указаниям лорда Кейта, сменившего лорда Сен-Винсена на посту командующего Средиземноморским флотом. Считая, что над Миноркой нависла угроза со стороны французов, Кейт еще раньше потребовал от Нельсона сократить количество кораблей в Неаполе до минимума, а высвободившиеся силы направить в его распоряжение. Нельсон данное требование, как, впрочем, и вскоре последовавший новый приказ, игнорировал. «Лучше, — писал он, — сохранить Неаполитанское королевство и рискнуть Миноркой, чем сохранить Минорку и рискнуть королевством». Он не выделит ни одного судна. Третий приказ, сформулированный в самых категорических тонах, ясно давал понять — дальнейшего неповиновения никто не потерпит. Как и ранее, Нельсону предписывалось без промедления направить все или хотя бы большую часть находящихся под Неаполем кораблей на воссоединение с основными силами флота. Хоть и с великой неохотой, но он повиновался, поручив Джону Дакворту доставить Кейту отряд из трех военных судов и корвета. При этом он, Нельсон, по-прежнему считает, что здесь они гораздо нужнее. Точно так же он продолжает настаивать на решительной поддержке короля Фердинанда, пусть и не являющегося образцом добродетели и интеллекта как законного монарха, и на беспощадном истреблении всех тех, кто поднялся против него: иначе неизбежно повторение ужасных событий, происшедших во Франции. Получив от Фердинанда предложение принять в награду за услуги, оказанные королевству, какой-нибудь сицилийский титул, Нельсон посчитал возможным принять его, даже не заручившись согласием собственного монарха (последовавшим лишь в 1801 году). «Щедрость Вашего Величества потрясла меня, — писал он королю. — Я даже затрудняюсь найти должные слова признательности. Мне остается лишь заверить, что милость Всевышнего, дарованная Вашей священной особе и особе королевы и всей королевской семье, и Его попечение, дабы даровал Он вашему королевству мир и процветание, всегда будут в страстных молитвах преданного слуги Вашего Величества Бронте Нельсона».

Адмирал получил герцогский титул, сопровождавшийся подношением принадлежавшего некогда Людовику XIV меча с эфесом в бриллиантах. Горацио Нельсон стал герцогом Бронте. Имя происходило от названия городка на западном склоне Этны в провинции Катанья — ныне сельскохозяйственного центра, известного главным образом выращиванием фисташек. Резиденция герцога — Кастелло-ди-Маньяче, а земли изначально принадлежали одноименному монастырю [29] Титул и поместье Бронте перешли в 1835 году племяннице Нельсона Шарлотте, леди Бридпорт. Дом Бронте в 1981 году купила местная администрация, и часть его обстановки, некогда принадлежавшей Нельсону, сохранилась поныне, в том числе графин и стаканы из его каюты на «Победе». Администрация перестроила дом, а во дворе поставила кельтский крест с посвящением Нельсону: Heroi Immortali Nili. . Плодородными эти 30 тысяч акров назвать нельзя: их сплошь покрывали следы давних извержений вулкана. А развалившийся castello — помещение явно нежилое. Правда, неподалеку стоял дом поменьше, в нем жить можно, хотя название звучало не слишком привлекательно — La Fragila — Хрупкий. Тем не менее Нельсона заверили, что арендная плата и другие доходы с поместья принесут ему примерно 3 тысячи фунтов в год. Со своей обычной щедростью он немедленно известил отца, что в «знак признательности Лучшему из Родителей» его «Преданнейший Сын» готов отныне выплачивать 500 фунтов в год, а далее на ту же сумму, эквивалентную нынешним 30 тысячам, могут рассчитывать его «ближайшие родичи». Он бы предложил больше, но не хочет брать деньги с короля и королевы за оказанные им на борту «Молниеносного» услуги, хотя до сих пор не уверен, возместит ли ему адмиралтейство эти расходы. К тому же сумму, вырученную за первые год-два, ему хотелось бы потратить. на реставрацию поместья. Именно из этих соображений он назначил своим управляющим Джона Грейфера, бывшего смотрителя Английского сада в Неаполе. Как явствует из письма к жене, Нельсон жаждал превратить это место «в лучший уголок Европы». «Я велел построить здесь английский фермерский дом, — продолжал он. — Надеюсь, настанет время, когда вся Сицилия благословит тот день, когда я ступил на эту землю».

Но важнее доходов и поместья в глазах Нельсона являлись титул и соответствующие регалии, которые поначалу он носил прямо над Звездой ордена Бани. Он так и сяк варьировал новую свою подпись, поначалу называясь «Бронте Нельсоном» (как в письме королю Фердинанду), затем «Бронте, Нельсоном Нильским», и наконец решил писать английский титул первым, и, стало быть, именоваться он будет «Нельсоном-и-Бронте». Отныне у него войдет в привычку подписываться именно так, в частности, эта подпись стоит под окончательным вариантом завещания Нельсона [30] Имя Бронте так понравилось Патрику Бранти, выходцу из простой ольстерской семьи, видевшему, однако, себя в мечтах равным великим героям столетия, что по прибытии в Кембридж он, с великолепным презрением отбросив свое плебейское имя, взял, в честь Нельсона, новое (его и унаследовали три дочери Анна, Эмилия и Шарлотта, сделавшиеся классиками английской литературы XIX века). . Ну а леди Гамильтон к тем титулам, которыми уже его наградила, добавила новые — «Маркиз Нил», «Князь Пирамид», «Повелитель Грома». В последнем содержится отсылка к Эмили Бронте — так звали фигурирующего в одном из ее романов мифологического героя-кузнеца из племени циклопов, который, по рассказам мужа, изготавливал для Юпитера молнии. Такое прозвище, надо признать, особенно подходило адмиралу, чей флагманский корабль именовался «Молниеносным».