Владимир Чиков - Нелегалы 1. Операция «Enormous»

Из характеристики Алексея, доложенной В. С. Абакумову:

…С марта 1941 года А. А. Яцков начал работать под крышей Генконсульства в качестве стажера. Одновременно изучал английский язык. К концу 1943 года, овладев знаниями языка, он включился в активную разведывательную работу. Тогда же по ходатайству Центра был переведен на должность секретаря Генконсульства. За заслуги перед нашей Родиной по добыванию особо ценной информации по делу «Энормоз» награжден орденом Знак Почета.

На протяжении последних трех лет в довольно сложных условиях оперативно и грамотно решал поставленные перед ним задачи Центра. Скромен, интеллигентен и выдержан.

Работу хорошо знает и любит. Умеет вербовать и воспитывать своих помощников. Самостоятелен. Дисциплинирован. Делу Родины предан.

Учитывая, что Яцков за шесть лет работы в нью-йоркской резидентуре не был ни разу расшифрован перед спецслужбами противника, находился вне их подозрений, полагали бы возможным с учетом знаний английского и французского языков использовать его и впредь на работе в одной из загранточек.

Ознакомившись с характеристикой на Алексея, Абакумов дал указание подготовить письмо на имя заместителя министра иностранных дел В. Г. Деканозова с ходатайством о переводе вице-консула А. А. Яцкова на работу в Париж. Согласие МИДа было быстро получено, и вскоре Центр известил резидента о его переводе на работу во Францию.

Перед самым отъездом из Нью-Йорка Яцков провел последнюю в США короткую встречу с Лесли, сообщив ей об условиях явки в Париже, забрал хранившиеся у нее дома агентурные материалы от Персея и благополучно доставил их в резидентуру. Через неделю он навсегда покинул Америку.

Весной 1947 года в Париже стояла прекрасная погода. Устроившись в гостинице, Коэны незадолго до встречи с представителями советской разведки вышли на балкон и присели в шезлонги. Из включенного в номере радиоприемника доносились через открытую дверь негромкие звуки ноктюрнов Клода Дебюсси. Не часто выдавались у них такие вот беззаботные, свободные минуты. Впервые за шесть лет они наконец-то могли позволить себе расслабиться, отдохнуть от тревог и волнений, которыми была насыщена в Америке их повседневная, неспокойная жизнь негласных помощников. Несмотря на то что последние семь месяцев они находились на «консервации», [136] Таким термином обозначается в разведке временное прекращение связи с агентом, вызванное непредвиденными обстоятельствами. Луис продолжал нелегально встречаться в различных штатах Америки с членами своей агентурной группы, которой он руководил в предыдущие годы.

Но вот закончились ноктюрны Дебюсси, и диктор начал на французском языке читать сводку новостей. Луис встал, прошел в свой номер и, выключив радиоприемник, позвал жену:

— Лона! Не пора ли нам на рандеву?

Посмотрев на часы, Лесли мгновенно поднялась из шезлонга и, войдя в холл, негромко обронила:

— Да, ты прав, пора. Мы ждали этой встречи семь месяцев, и будет непростительно, если опоздаем. Но я еще должна переодеться.

— Хорошо. Я подожду тебя на балконе.

Через четверть часа из гостиной, шурша новым, золотистого цвета платьем, вышла улыбающаяся Лесли. Испытывая некоторую неловкость от шикарного наряда, она шла навстречу ему, как начинающая манекенщица, впервые выходящая на подиум демонстрационного зала. Никогда еще Луис не видел ее в таком красивом платье и потому с нескрываемым восхищением стал разглядывать ее.

— Знал бы ты, Бобзи, [137] Так Лесли звала в домашней обстановке мужа. как забавно выглядишь сейчас! — воскликнула Лесли. — Ты похож на провинциала, который впервые в своей жизни увидел голливудскую кинозвезду. Ничего не поделаешь, привыкай: Париж есть Париж! Итак, мы идем? — уже другим, деловым тоном спросила она.

Луис бросил взгляд на часы:

— Да, пошли.

Через час они были на обусловленном месте на улице Опера де Пари. Луис и Лесли не знали, кто из разведчиков может выйти на связь с ними, и потому глазам своим не поверили, когда, как в волшебном сне, перед ними появились их старые знакомые Джонни и Твен. Лесли, забыв о конспирации и предусмотренном пароле, бросилась им навстречу:

— О, Боже! Вот уж действительно — пути Господни неисповедимы! — воскликнула она, обнимая Семенова, — как-никак они не виделись целых три года.

«Ни хрена себе конспирация!» — глядя на них, подумал Яцков.

Чего только не случается в разведке! Разведчик постоянно находится в напряжении, держит себя «на взводе», а потом неожиданно дает волю обычным человеческим эмоциям.

Оставив Семенова, Лесли повисла на шее Яцкова.

Так они и стояли вчетвером, обнявшись, почти в самом центре Парижа, и никому в голову не могло прийти, что эти люди являлись членами одной из наиболее эффективных разведгрупп в Америке, когда-либо действовавших в мире шпионажа.

— Вот это сюрприз так сюрприз! — щебетала возбужденная Лесли, — Ну какие же вы моподцы, что приехали в Париж именно вы. Сказать вам за это спасибо — слишком мало…

— Не надо нас благодарить, Лона, — заметил Яцков. — Эта встреча не составила нам особого труда. Мы же оба работаем теперь здесь. — И, повернувшись к Луису, спросил: — Ну, как настроение, Моррис?

— У меня нет слов! Прекрасно, что мы снова вместе!

— Мы еще долго будем вместе, — Яцков взял его под руку, и они последовали за уше; шими вперед Семеновым и Лесли.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что мы снова будем вместе работать здесь, в Париже? — переспросил его Луис.

— Нет, конечно. Я имел в виду другое.

— А что именно?

— Что мы будем работать с вами в одной разведке.

За оживленным разговором по дороге они не заметили, как оказались на бульваре Распай, как поднялись на второй этаж небольшого уютного кафе, в зале которого никого из посетителей не было, [138] Хозяин кафе на бульваре Распай был «своим человеком», и Семенов заблаговременно договорился с ним, что кафе будет закрыто до десяти часов вечера. и что стол, за который они сели, был уже накрыт.

Когда бокалы с шампанским были наполнены, Луис негромким, но проникновенным голосом произнес короткий тост:

— За победу! За мир во всем мире!

Обменявшись еще несколькими традиционными тостами, Твен незаметно перевел беседу в деловое русло:

— Чтобы как-то скорректировать на будущее нашу совместную работу, давайте сначала послушаем Морриса, какую «погоду» показывает политический барометр Соединенных Штатов Америки? Джонни рассказывал мне, что когда он уезжал из Нью-Йорка, то уже тогда чувствовалось резкое «похолодание»…

Тяжело вздохнув и почесав подбородок, Луис тихим голосом заговорил: