Анатолий Марков - Родные гнёзда

Надо сказать, что подобная жадность никак не могла иметь своим объяснением голод или крестьянскую бедность. Мужики у нас в Покровском, за очень малым исключением, были более чем зажиточными, а рыбы в их реке было ничуть не меньше, нежели у нас в пруду. Просто в этом случае начинали действовать, обычно сдерживаемые, скверные черты крестьянского характера: жадность и всегдашнее тяготение к даровщине.

Это именно они были причиной того, что после революции начался дикий разгром культурных дворянских имений, сожжённых и уничтоженных без всякой пользы для самих крестьян. Эти отрицательные черты русского мужика не раз были отмечены в нашей и советской литературе, в произведениях Родионова и в картинках советской деревни Пантелеймона Романова.

Русская революция, погубившая крепко насиженную жизнь и быт, навсегда покончила с псовой охотой в России и со всем, что было с ней связано. Какой бы ни стала в будущем наша родина, прежнее не вернётся, не может поэтому в новых условиях возродиться и псовая охота, которая была тесно связана с исчезнувшим помещичьим бытом, навсегда сошедшим со сцены жизни.

Охотой с борзыми собаками в старину, с большим изъяном для собственного кармана, увлекались мои предки. От деда к отцу достались в наследство пять свор борзых собак, кровь которых отец в своё время освежил производителями, купленными в знаменитом охотничьем имении великого князя Николая Николаевича Першине. От великокняжеских псов у нас в усадьбе повелась, уже на моей памяти, хорошая порода густопсовых борзых, которые с 1908 года поступили в моё владение.

Нечего говорить, конечно, что за небольшим исключением в моё время помещики-борзятники далеко отстали от своих предков в масштабах охоты и, в сущности, на старом охотничьем языке были всего только «мелкотравчатыми». Так именовались прежде владельцы нескольких свор, в отличие от хозяев больших охот, насчитывавших по нескольку сот собак. Тем не менее в дни моей молодости псовая охота ещё широко процветала на просторе степей и полей моей родной Курщины.

Охота с борзыми, более чем какая-либо другая, была подчинена строгим правилам и традициям, не только в области чисто охотничьей, но и в части организационной. Прежде всего для псовой охоты необходим был обширный район действия, а именно не менее 25‑ти кв. вёрст на каждую охоту. Кроме того, она нуждалась в ровной, мало пересечённой местности степи или поля, по возможности без лесов и оврагов, в которых борзые могли легко разбиться и покалечиться. Поэтому центральная и северная Россия были непригодны для псовой охоты, каковая обыкновенно процветала в центральной чернозёмной области и южнее.

Назначение борзых собак было догнать и поймать зверя: волка, лису или зайца, и задушить его, не повредив шкуры. Борзая не должна была ни рвать, ни тем более есть зверя.

Огромная скорость, которую развивала, преследуя зверя, борзая собака, была всегда сопряжена для неё с опасностью убиться о любое препятствие на пути. В лесу или кустарнике эти собаки были совершенно беспомощны, и искусство псового охотника в том и заключалось, чтобы выгнать зверя из укрытия на ровное место и не дать ему скрыться в лесу. Для розыска зверя в лесу и кустах при каждой псовой охоте имелись гончие собаки, которые выгоняли его на охотника, имеющего на «своре», т.е. на привязи, каждый трёх борзых, которые преследовали затем зверя.

По всем этим причинам псовые охотники были всегда конными, должны были хорошо управлять конём и крепко сидеть в седле, так как преследование зверя шло на полном скаку с частыми и неожиданными препятствиями. Если добавить к этому, что охота с борзыми происходила поздней осенью, т.е. в сезон не прекращающихся по неделям дождей, а верховая езда и скачка имели место по мокрым, скользким полям, то станет понятным, что подобная охота была сопряжена не только с опасностью сломать себе шею, простудиться, но и с большими неудобствами, которые приходилось переносить по целым суткам. Псовым охотником поэтому может быть только человек, охотничья страсть которого преодолевала всё это, заставляя его забыть все неудобства и опасности и гнала его из тёплой комнаты под дождь и в холод. Частенько многие псовые охотники-помещики, по словам поэта, кончали свою жизнь, так сказать, на поле чести:

В большинстве своём среди помещиков борзовыми охотниками являлись отставные кавалеристы, которым эта охота напоминала их прежнюю службу.

Период псовой охоты был очень невелик, а именно с момента снятия хлебов в конце августа и до первых морозов, т.е. у нас в Курской губернии до конца октября, почему псовые охотники так ценили и дорожили каждым днём своего короткого охотничьего сезона.

В области организационной псовые охотники должны были строго «беречь дичь», т.е. следить за тем, чтобы щенята от борзых собак не попадали на сторону, к не охотничьему населению, и в особенности в крестьянские руки. Борзые собаки поэтому в моё время водились только в крупных и средних помещичьих усадьбах, не больше как в 3‑5 на уезд. Владельцы их были поголовно страстные охотники, для которых на первом месте стоял сам процесс охоты и её обстановка, а не количество добытого зверя.

Совсем другая картина получалась, если борзая собака попадала в руки охотника-крестьянина. Крестьянин прежде всего промышленник, и если бы владельцы псовых охот позволяли себе продажу или раздачу щенят, то это привело бы через несколько лет к совершенному истреблению дичи. По этой причине в замкнутой и тесной среде псовых охотников строго соблюдался обычай уничтожения всех лишних борзых щенят. Тщательно надо было также следить и за тем, чтобы не было скрещивания борзых с другими породами собак, что иногда, хотя и редко, случается. Породистая борзая никогда сама без охотника в поле не выходила, зато продукт её скрещивания — ублюдок борзой — поголовно были страстные и самостоятельные охотники, не только не нуждавшиеся, но и тяготившиеся руководством человека. Эти полукровки были способны целыми днями, хотя и безуспешно, гоняться за лисицами и зайцами, отчего зверь немедленно уходил из того беспокойного места, где заводился на общее несчастье подобный пёс. За всё существование на моей памяти псовой охоты я не помню случая, чтобы у нас или у братьев Михайловых, наших товарищей по охоте, была упущена на сторону хотя бы одна собака. Зато между нашими усадьбами, отстоявшими друг от друга в 15‑ти верстах, был постоянный обмен собаками для освежения крови.