Владимир Герлах - Изменник

Галанин, слушая его болтовню, побрился и вымылся до пояса; сняв сапоги, вымыл ноги, вычистил мундир и, почувствовав себя бодрым и свежим, перекинул на плечо карабин, в сопровождении Мерша вышел на улицу, где сразу столкнулся снова с Воробьевым, тщательно ему козырнул и посмотрел сумрачно на Мерша: «Мерш! я приехал из штаба армии, там я пробыл неделю и много узнал относительно этих Восточных батальонов! Кроме того говорил по этому поводу с генералом Аккерманом! И знаете, что я вам скажу? Ваш Меер идиот! и вы напрасно его слушаете! Там наверху ветер дует совсем в другую сторону! Советую, пока не поздно, делать то, что и я! Иначе вы и все мы сломаем нашу шею! вместе с Меером! Ясно?» Мерш с изумлением открыл рот, улыбнулся, думая, что Галанин шутит, но увидев, что Галанин козырнул на этот раз русскому фельдфебелю, заметил, вдруг, на его груди железный крест, встревожился и машинально отдал честь русскому — этому оборванцу — этой свинье, который еще вчера первый козырял ему, немецкому ефрейтору!

В канцелярии штаба Галанин сразу попал в ведение своего непосредственного начальства, унтер офицера Перзека, который исполнял одновременно обязанности переводчика и помощника Меера… Был уже пожилой человек, с толстыми плотоядными губами и длинными ушами, сидел за отдельным столом у дверей, ловко и быстро стучал на машинке, одновременно следил за работой писарей, — их было пять человек, безличных и серых с лицами, похожими на бледные пятна, быстро забывающиеся.

Перзек, увидев вошедшего Галанина, поманил его пальцем: «А, вот и вы! новый переводчик Галанин! По приказу Меера, вы поступаете в мое распоряжение, но на пару дней, потому что я не нуждаюсь в помощнике и со своей работой справляюсь прекрасно! Садитесь! Вот вам письма русским. У меня не было времени их проверить; займитесь ими и, если, найдете что-нибудь подозрительное, сообщите мне. Я сам решу как поступить: уничтожить письмо или дать делу ход, наказав виновного! Вы поняли? Гут! приступайте к работе!»

Галанин посмотрел на гору писем, со вздохом приступил к чтению, читал их сначала рассеянно, потом увлекся. С улыбкой пробегал незатейливые однообразные писания жен, невест и родителей русских солдат, более внимательно прочел несколько писем адресованных офицерам, над некоторыми задумался, стараясь понять иносказательный смысл передаваемых сообщений. Читал быстро, докладывать Перзеку было нечего, гора прочитанных писем росла, — однообразная работа, которая позволяла ему следить за жизнью канцелярии.

В то время как писаря сосредоточенно что-то считали, рылись в бумагах и щелкали на пишущих машинках, Перзек вел работу по обслуживанию быта батальона. Непрерывно к нему приходили немецкие и русские солдаты. Немцы с жалобами на русских, русские — на немцев! Перзек решал все не задумываясь, неизменно правы были немцы, виноваты русские. В то время как немцы, одетые в новенькое обмундирование, довольные, щелкали каблуками блестящих сапог и исчезали за дверью, русские в старых залатанных немецких мундирах, в рваных ботинках не торопились уходить, старались доказать Перзеку свою правоту! Объяснялись с Перзеком на ломанном немецком языке, прибегая в трудных местах к мимике и жестам. Перзек их нетерпеливо выслушивал, неизменно повторял одну и ту же фразу: «Пошоль вон! Раус!» Иногда добавлял что-то на каком-то непонятном для Галанина языке, чешском или польском.

Русские солдаты втягивали голову в плечи, с ненавистью смотрели на Перзека, выходя, изо всех сил хлопали дверью! Перзек укоризненно смотрел на дребезжащую дверь, кричал на чистом немецком языке: «Русская свинья, я покажу тебе как хлопать дверьми! Пауль, отметьте у себя этого Степанова. На десять дней строгого ареста за допущенную дерзость в отношении немецких солдат!» Галанин переставал заниматься чтением писем, видел довольные лица немецких писарей, торжествующую улыбку Перзека, с изумлением слушал: докладывал на этот раз немецкий унтер офицер с завитыми волосами и розовым мальчишеским лицом: «Это уж слишком! сейчас ко мне пришла целая толпа русских солдат, требуют новое обмундирование… нарочно порвали на себе штаны. Я потребовал, что бы они разошлись, а они не подчиняются и кричат. Г. Перзек, я не могу больше здесь служить, — прошу о переводе меня в немецкую часть».

Перзек, опоясавшись поясом с револьвером, побежал на крыльцо, через открытое окно Галанин мог хорошо все видеть и слышать… Несколько русских солдат в рваных штанах, через дыры которых, видно было голое тело, стояли перед Перзеком и кричали. «Это несправедливо, господин переводчик! Мы сами третьего дня разгружали новое обмундирование; перед нами два немца пришли и получили новые шаровары и френчики, а нам нету! Да разве мы не такие же солдаты! разве мы не воюем? Сил нет терпеть такую несправедливость! Немцам все! нам, русским, ничего! Доложите командиру батальона!»

Перзек долго что-то кричал по-польски или по-чешски, потом добавил по-русски и по-немецки: «Пошоль вон! Раус!» Русские слушали открыв рот, потом кричали: «говорите с нами по-русски! раз вы переводчик! Не понимаем вас ни черта! По-русски говори, сволочь!» Перзек выхватил маузер, бледный, кричал: «Пошоль вон! Раус!» За его спиной суетился унтер-офицер с вьющимися волосами: «Русские свиньи! Раус!» Один из русских солдат плюнул: «Пойдемте, товарищи! Ведь тут ясно одно: переводчик! мать его в рот… по-русски ни х… не знает! Что с ним говорить?… А ты немецкая сволочь, свой револьвер спрячь! Не на таких напал! не напугаешь! Но мы с тобой еще посчитаемся, доберемся до твоей жидовской морды!»

Русские оборванцы ушли. Довольный, но нервный, Перзек вернулся на свое место, учил Галанина: «Вы видели? Это вам не немецкая часть! С этими русскими нужно быть осторожным и одновременно ни перед чем не останавливаться! Ведь здесь, дорогой мой, чем пахнет? Вы знаете?» Галанин кивнул головой: «Знаю, пахнет г…, бунтом! Если вы не измените ваши методы, в батальоне бунт неизбежен! Русские поубивают немцев и вас в первую очередь! Подумайте над этим, пока не поздно!»

Перзек открыл рот, несколько секунд смотрел на гримасу своего подчиненного, потом рассердился: «Когда вы закуриваете, вы должны попросить разрешения у вашего старшего! Что бы это было в первый и в последний раз! А относительно бунта, не преувеличивайте! вы видели как они испугались моего револьвера? Не спорьте и продолжайте вашу работу!» Перзек снова принялся стучать на пишущей машинке, иногда внимательно смотрел на характерное лицо нового солдата, склоненное над письмами. Галанин не был похож ни на кого из немцев, офицеров или солдат! Говорил по-немецки хотя и правильно но с иностранным акцентом, фамилия не немецкая, как, впрочем, и его, Перзека, странные глаза и чрезвычайно неприятная гримаса рта, иногда совершенно некстати! Железный крест первой степени! немолодой и только в чине простого солдата! И манера говорить! совсем не солдата, а человека, привыкшего командовать! Сам Меер, видно, обеспокоен его появлением и спрятал сопроводительную бумагу Галанина в свой ящик под замок! О нем сказал только одну фразу, что бы смотреть за ним в оба, потому что он опасный человек! Хотя опасного как будто пока ничего не было! приказания исполнял точно и, что бы закурить вторую папиросу, попросил разрешения! Окончив проверять письма, сложил их в аккуратную горку и пододвинул начальству: — «Письма самые заурядные, семейные и любовные дела, ничего интересного! Я думаю их можно спокойно вручить адресатам.»