Владимир Порудоминский - Даль

Дело составителя было при сем заявить о всех затруднениях и неудобствах, какие он мог предвидеть, давно уже сам обсуждая это дело. Словарь доведен только до половины, и едва ли прежде десяти или восьми лет может быть окончен; собирателю под 60 лет; издание станет дорого, а между тем, вероятно, не окупится; кому нужен неоконченный словарь?

Но нашлось несколько сильных и горячих голосов — и первым из них был голос М. П. Погодина, — устранивших все возражения эти тем, что если видеть всюду одни помехи и препоны, то ничего сделать нельзя; их найдется еще много впереди, несмотря ни на какую предусмотрительность нашу; а печатать словарь надо, не дожидаясь конца его и притом не упуская времени. Самая печать неминуемо должна продлиться несколько лет, а потому будет еще время подумать об остальном, лишь бы дело пущено было в ход.

Тогда поднялся еще один голос, А. И. Кошелева, с другим вопросом: чего станет издание готовой половины словаря? И по ответу, что без трех тысяч нельзя приступить к изданию, даже рассчитывая на некоторую помощь от выручки, деньги эти были, так сказать, положены на стол».

Александр Иванович Кошелев, публицист и общественный деятель, славянофил, издатель «Русской беседы», был человек деятельный (это слово хорошо заменить Далевым тождесловом — поступающий) , Кошелев был поступающий человек: все судили-рядили, а он положил на стол три тысячи. С этих трех тысяч началось издание Далева словаря — вот эта первая литера, строчка первая: «А, первая буква русской азбуки, аз».

Ни один издатель не поверил, что выпуск в свет «Толкового словаря» окупится, ни одно российское учреждение не нашло средств на его издание — словарь, подобного которому нигде и никогда в мире не было, получил право на жизнь благодаря милости богатого покровителя.

Словарь поначалу издавался выпусками (а Даль держал корректуру и продолжал «обрабатывать» новые буквы). К шестому выпуску деньги, пожертвованные Кошелевым, стали иссякать; Даль писал Погодину: на обертке седьмого выпуска придется сообщить, что дальнейшее печатание словаря будет зависеть от сбыта его [119] ПД, № 27478/CXCVI б. 16. .

В начале шестидесятых годов министром народного просвещения стал Головнин, давний знакомый Даля по службе при Льве Перовском; министр помог старому сослуживцу — доложил о Далевом словаре царю. Государь император «соизволил пожаловать на продолжение словаря 2500 рублей» (на пятьсот меньше, чем Кошелев!), зато «Его Величество соизволил, чтобы начиная с 9-го выпуска объявлено было, что печатание их предпринято на Высочайше дарованные средства», — пожелал прилепить к словарю свое имя, счел за честь! А ретивый Далев друг и первый жизнеописатель Мельников-Печерский не знает, как расшаркаться перед «державным покровителем наук»: «…Если мы имеем теперь «Словарь…», то этим мы всецело обязаны народолюбивому и народом любимому царю нашему», — всецело!..

Раскланявшись перед «державным покровителем наук», Мельников-Печерский сетует, что Даль мало в своей отчизне прославлен: «Как бы загремело имя Даля, если б это был словарь немецкий, французский, английский!» Будто не слыхал никогда, что в своей земле никто пророком не бывает (так Даль говорил), будто и не ведал, что в английской, французской, немецкой землях достойнейшие люди умирали в бесславии и забытьи!..

«Я не знал человека скромнее и нечестолюбивее Даля, но и его удивило такое равнодушие», — но Даля не то удивило, что имя его не «загремело» (еще неизвестно, жаждал ли он «греметь»!), — Далю хотелось видеть подробные разборы своего труда, хотелось понять, «что такое вышло». Разборов подробных и впрямь появилось немного — «надобно отодвинуться» во времени, чтобы «обнять вдруг умом». О «Толковом словаре» Даля хорошо и обстоятельно писали, однако, известные ученые Срезневский, Грот, Саввантов, Котляревский; за границей о нем тоже писали.

Нечего сокрушаться — славу свою прижизненную, поелику возможно, Даль получил: Академия наук присудила «Толковому словарю» Ломоносовскую премию (Даль труд свой на академическую награду не представлял — «коли захотят, то дадут и без моих поклонов»), Географическое общество увенчало словарь Константиновской золотой медалью, Дерптский университет также присудил почетную премию за успехи в языкознании бывшему своему питомцу. Общество любителей российской словесности просило Даля «оказать Обществу высокую честь — принять звание почетного его члена».

Известна знаменитая речь Погодина: «Словарь Даля кончен. Теперь русская Академия Наук без Даля немыслима. Но вакантных мест ординарного академика нет. Предлагаю: всем нам, академикам, бросить жребий, кому выйти из Академии вон, и упразднившееся место предоставить Далю. Выбывший займет первую, какая откроется, вакансию». Желающих бросить жребий не нашлось; академическое начальство вспомнило, что для избрания в действительные члены кандидат должен жить (иметь «постоянное пребывание») в Петербурге, — все прославляли Далев словарь, но действительным академиком Даля не избрали. Даль стал почетным членом Академии наук.

Но «почетный член», по толкованию самого же Даля, — избранный «в почет, без всяких обязанностей». Даль не любил жить без всяких обязанностей; он объяснял: «Кондитерские генералы — приглашаемые для почета на заказные пиры; кухмистеры в Москве спрашивают: «А генералы ваши или наши будут?» Один русский ученый пошутил как-то: разница между академиком и почетным академиком примерно та же, что между государем и милостивым государем.

Даль смеялся: подняли меня на ходули, и шестом не достанешь. Про академическую Ломоносовскую награду он писал: «А тут, кстати, пришел разносчик — купил для раздачи к праздникам на платья 285 аршин ситцев» (дело шло к рождеству, а семья-то большая!).

Наверно, дороже всякого грома и почетных наград был для Даля поток писем от благодарных соотечественников разного чина и звания, от учителей, офицеров, писателей, чиновников. «С глубоким почтением я преклоняюсь перед сотворенным Вами вечным памятником о себе; перед Вашим терпением, лишениями и неколебимой стойкостью, которые Вы принесли в дар Отечеству… Вы не остались в долгу в этой жизни, но заплатили десятилетиями за все, что получили в ней», — писал Далю сослуживец по Нижегородскому удельному ведомству (тот самый, которого обошли орденом). И несколько лет спустя, услышав о смерти Даля, писал тоже давний его сослуживец Иван Сергеевич Тургенев: «Итак, мой бывший начальник по Министерству внутренних дел Владимир Иванович Даль приказал долго жить. Он оставил за собою след: «Толковый словарь» и мог сказать: «Exegi monumentum».