Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

По дороге он нас нагнал опять:

— Скажите, меня пустят в Советский Союз? — умоляюще глядя на нас, спросил он. — Я бы в армию пошел, куда угодно… Если бы только меня пустили.

— Чем вы занимаетесь здесь? — поинтересовалась я.

— Я артист, выступал с русскими танцами в ресторанах. Но я хочу учиться, моя жизнь еще впереди…

— Попробуйте, сходите в советское консульство, — посоветовала я.

Кирилл сказал:

— Боюсь, что его никогда в жизни не впустят.

Но было жаль и хотелось чем-то и как-то поддержать этого потерявшегося в чужом океане юношу.

Прошло пару лет, труп этого молодого человека с его подругой нашли в гостинице. Они стали жертвой наркотиков.

Жить в гостинице и питаться в ресторанах было неудобно. Особенно трудно кормить детей: мексиканские блюда отличаются исключительной остротой, и при одном взгляде на них у нас во рту загорался настоящий пожар. К тому же такая жизнь стоила вдвое дороже того, что мы могли себе позволить. Поэтому мы усиленно занимались поисками квартиры, что оказалось не так просто, а главное, не так дешево, как об этом нам говорили в Москве.

Господин, с которым мы познакомились в первый день, нашел чудный домик, чистенький с закрытым двориком, с садом для детей, напротив сквера и сравнительно за недорогую плату. Он предложил нам половину этого дома, а во второй половине он открыл свой «салон кройки и шитья и кулинарии». Мне все нравилось здесь: и то, что есть дворик и садик, о котором мечтали дети, и то, что чисто и недорого. Но для того чтобы поселиться там, надо было получить санкцию посольства.

Но узнав, что этот дом снимает иностранец и нам предлагает часть, а главное, что там один общий двор, они категорически запротестовали. Пришлось покориться, искать отдельный дом либо снимать квартиру в большом доме. Поиски продолжались…

Наконец мы нашли дом без садика и дворика с входом прямо с улицы. Он вполне удовлетворил и нас, и посольство. Правда, оказалось, что кухня там просто первобытная: плиту надо было растапливать углем, а потом раздувать не то сапогом, не то каким-то веером, как в кузнице; вместо холодильника стоял ящик, куда каждое утро привозили кусок свежего льда.

У прежней хозяйки была прислуга, очень милая девушка лет четырнадцати-пятнадцати, которую нам оставили как бы придаток к дому, звали ее Педра.

Нам она очень понравилась, особенно детям, и мы все относились к ней так же, как мы к нашей Дусе, которая помогала ухаживать за детьми у нас в Москве, чисто по-советски, как к члену семьи.

Поэтому, когда мы сменили этот дом на квартиру с более приличной кухней, она убежала от своей хозяйки и пришла к нам, рыдая и умоляя забрать ее от этой рабовладелицы. Дети тоже просили меня: «Мама, оставь Педру у нас!» Но вечером появилась мать Педры и объяснила, что это невозможно, так как она по контракту сдала свою дочь той женщине и бедная девушка должна, как рабыня, беспрекословно выполнять все, что ей прикажет хозяйка.

Вскоре после нашего приезда Кирилл позвонил из посольства:

— Приезжай к пяти! Рая Михайловна к чаю приглашает.

Оставив детей на попечение няни, я села в такси и назвала адрес: «Кальсада де Такубайя, 204».

— Эмбасада Русса?! [15] Русское посольство (Исп.). — обернулся ко мне с радостной улыбкой таксист.

Машина тронулась и помчалась по великолепному, утопавшему в зелени бульвару Пaceo де ля Реформа. Я загляделась на роскошные монументы, установленные вдоль дороги, особенно поразила меня своей изящной красотой статуя Независимости из белого гранита. У подножия ее горела неугасимая лампада и лежали венки из живых цветов.

Я с горечью вспомнила безвкусную, мрачную статую «свободы», установленную после революции в Москве на Советской площади, напротив здания Моссовета, — трехгранный шпиль из темно, серого гранита, рядом с которым стояла фигура женщины, державшая земной шар, в протянутой вперед руке.

Про нее ходил анекдот: «Почему статуя свободы стоит против Моссовета? Потому что Моссовет стоит против свободы!»

При реконструкции улицы Горького этот монумент снесли, на его месте сейчас стоит памятник Юрию Долгорукому.

Обогнув фонтан со статуей Дианы, шофер провез меня по парку Чепультепек. Вершины мощных деревьев сплетались над дорогой в пышный шатер. Шелестя листьями, деревья как бы вели повествование об истории Мексики, о легендарной борьбе ее народа за свою независимость.

Выехав из парка, мы очутились на узкой улочке с низенькими домиками, как кубики приставленными, один к другому.

После пышной красоты бульвара и парка здесь мне показалось довольно уныло.

Но машина остановилась у тяжелой железной ограды, за которой я увидела утопающий в зелени замок удивительной красоты.

На воротах, на небольшой бронзовой плите, виднелся герб СССР и надпись: «ПОСОЛЬСТВО СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК».

Посольство… Вот оно, посольство. Я первый раз в жизни должна была вступить на его порог. Мне трудно даже передать то чувство благоговения и волнения, которые охватили меня в эту минуту. Для меня всегда так гордо звучало это слово «посольство»…

Шутка ли сказать, эта маленькая территория — островок Родины в чужой стране на противоположной стороне земного шара — представляет наше огромное государство, одну шестую часть планеты. Как мне хотелось, чтобы и люди здесь были тоже особенные!

Оправившись от волнения, я нажала кнопку звонка. Появился невысокий плотный мужчина в синем костюме.

— Алексеева? — спросил он. — Рая Михайловна вас ждет.

Я вошла на усыпанный крупным гравием двор. Небольшой фонтанчик перед главным подъездом пускал серебристые струйки воды. Кругом цветы, которые поливал садовник-мексиканец в засученных до колен брюках и белой рубашке. В конце обширного двора виднелся парк с фонтаном посередине, туда вели белые закругленные ступеньки.

Ко мне подошел дежурный и предложил проводить. Мы прошли по широкой террасе, уставленной цветами, с белыми гранитными колонами и бледнозеленой мебелью; с правой стороны, на высоком постаменте, стоял бюст Сталина. Через зеркальную дверь мы вошли в огромную гостиную. Зал был высотой в два этажа, дневной свет падал с большого стеклянного купола в потолке. На полу, как лужайка, растянулся ярко-зеленый китайский ковер. На круглом столе огромный букет цветов. Кругом колонны белого мрамора подпирали балкон второго этажа, окружавший весь зал.

Могильная тишина, ослепительная чистота мебели, полов, стекол придавали всему холодный нежилой вид. Налево лестница со сверкавшими как золото, начищенными перилами. В стене — большая мраморная плита, на которой выгравированы барельефы Ленина и Сталина и статья тринадцатая Конституции СССР.