Юрий Ветохин - Склонен к побегу

Я чувствовал, что она рассказала мне о себе правду, но не мог ответить ей столь же правдивым рассказом о своей жизни: это было бы слишком рискованно. И я выдумал несуществующую жену, которая якобы ждет меня в Ленинграде, и несуществующую должность в одном из Вычислительных центров.

— Ваше лицо особенное, — задумчиво заметила Валентина Николаевна, — Я разу обратила на него внимание. У искателей курортных приключений таких лиц не бывает.

— А у вас лицо такое, как у ста тысяч других в России, — ответил я.

Валентина Николаевна вопросительно посмотрела на меня. И я продолжил:

— Ты такая ж простая, как все:

Как сто тысяч других в России.

Знаешь ты одинокий рассвет,

Знаешь холод осени синей…

По-смешному я сердцем влип,

Я по-странному мысли занял.

Твой иконный и строгий лик

По часовням висел в Рязанях.

— Есенин! — воскликнула она. — Есенин! О! Как я люблю Есенина!

Я стал читать еще. Незаметно спустился вечер. Пришел оркестр и заиграл танцевальные мелодии. Мне показалось, что я вновь стал молодым, что не было вовсе тех десяти лет, когда я испытывал равнодушие и к чужой и к собственной смерти, когда сама мысль — пойти с красивой женщиной в ресторан — была более невероятна, чем мысль о путешествии на Марс.

Я привлек Валентину Николаевну к себе и поцеловал. Она жарко ответила мне и прошептала: «Ми-лый… еще сегодня утром я не знала тебя!»

— Какое волшебное слово!

И луна хочет так

Чтобы каждый дрожал

От щемящего слова «милый»! —

процитировал я.

— Есенин — волшебник!

Я поцеловал ее еще и спросил тихо:

— Ты читала рассказ Бунина «Солнечный удар»?

— Читала! Это рассказ о том, как незнакомые до того мужчина и женщина, плывшие на пароходе по реке Волге, внезапно воспылали страстью друг к другу и почти не сговариваясь сошли на ближайшей пристани, чтобы провести вместе ночь в гостинице?

— Да, он самый. Так вот, со мной тоже случился сегодня «солнечный удар».

— Я тебе верю… Потому что я чувствую то же самое, милый — ответила она просто. — Но это должно быть обставлено красиво. Я не пойду, Юра, ни в гостиницу, ни в такой дом, где любовники снимают комнату на одну ночь. Я не хочу, чтобы кто-либо шептался за моей спиной.

— Я предложу тебе другое, — ответил я, мысленно формулируя мгновенно созревший план: «Я все равно собираюсь поехать в Батуми на пароходе в своих целях. Не поехать ли нам вместе? Если за мной есть слежка, то поездка в Батуми вместе с женщиной казалась бы менее подозрительной».

Вслух я сказал:

— Валечка, а что ты думаешь насчет морской прогулки в Батуми? Мы бы купили билеты в отдельную каюту.

— Отличная идея! — воскликнула Валя. — Но мы пропустим наши лечебные процедуры — Мацестинские ванны!

— Только два дня! Мы доедем до Батуми за один день. Там пробудем весь день, а вечером на этом же пароходе отправимся обратно.

— Согласна! Поедем завтра!

На следующий день по расписанию в Батуми шел небольшой теплоход «Колхида». Билетов в отдельную каюту в кассе не оказалось и мы ехали в 4-х местной каюте, обмениваясь саркастическими улыбками с видом заговорщиков.

Батуми я не узнал. В городе понастроили много типовых зданий и местный национальный колорит заметно улетучился. Все вековые пальмы, которые раньше росли в Приморском парке вдоль берега моря, исчезли. Исчезли также и кустарники и скамейки у моря. За счет этого были расширены пляжи. Теперь стало совершенно невозможно подойти к морю в ночное время и уплыть, как я сделал это в 1963 году. Я обнаружил и другие изменения: поменяли текст мемориальной доски на доме, где в 1925 году жил Есенин, на менее эмоциональный, на месте бывших одноэтажных домиков построили Дельфинарий, где ежедневно давались представления. Но здание КГБ изменений не претерпело. Я провел Валю мимо него, сказав только, что это — КГБ, и мы направились в Дельфинарий на представление. Потом мы купались и гуляли в Приморском парке вплоть до вечера. В Батуми нам удалось купить билеты в отдельную каюту. Со специальным умыслом я купил их на полный рейс: от Батуми до Одессы. Моих денег на это не хватило и пришлось взять у Вали.

С того момента, как мы с бутылкой шампанского в руках вошли в нашу чистую, светлую, с большим иллюминатором каюту, и до конца путешествия Валя вела себя просто и сердечно, как будто мы были любящими супругами. От этой бессонной ночи осталось впечатление возвышенной красоты, которой я коснулся ненадолго и, может быть, не по праву. «Вот бы иметь Валю своей женой до конца жизни! — подумал я. — Приходить домой после работы и всегда находить там милую, умную и изящную женщину, которой ты и твои дела небезразличны. Это ли не счастье?» «Большая половина нашего земного счастья заключается в семье», — говорил Достоевский. Но тут на меня нахлынули горькие мысли: «Увидела бы она в какой комнате я живу! Узнала бы она кем я теперь работаю! Посмотрела бы она как я продаю свои пайки пивной торговке!» И сразу пришло отрезвление. Никогда бы она не променяла свою сытую жизнь с номенклатурщиком на нищенскую жизнь со мной! Нечего и мечтать!

В Сочи я попросил Валю ехать в Пансионат одной, а сам решил реализовать замысел с билетами. Я купил билеты до Одессы неспроста: стоимость билета до Одессы лишь на немного превышала стоимость билета до Сочи. Я подошел к кассе Морского вокзала и с удовлетворением увидел очередь перед окошком, и табличку над ним «Билетов нет». Я выбрал молодую пару в очереди и, подойдя к ним вплотную сказал:

— Мы с женой решили не ехать в Одессу на этом теплоходе, а остаться в Сочи. Желаете купить наши билеты?

— Конечно! Какой класс?

— Первый.

— О, спасибо! Сколько они стоят? — и мужчина нетерпеливо схватил у меня билеты.

— Посмотрите по прейскуранту! Прейскурант висит на стене перед вами.

Они уплатили мне деньги и поблагодарив еще раз, побежали на посадку. А я был счастлив, что поездка из Батуми в Сочи обошлась нам почти даром. Вечером я отдал Вале половину вырученных денег, хотя она долго отказывалась их взять.

Итак, поездка в Батуми не помогла мне в выборе места побега. Не узнав, какие именно технические средства имеют теперь пограничники, а потому не имея возможности выработать методику их обхода или создания помех, я решил стартовать не с берега, а с борта судна, проходящего на большом расстоянии от берега. «На судне если и есть, — думал я, — какие-нибудь подобные устройства, то не в таком количестве и не такого качества, как береговые».

Так, через много лет я вернулся к тому, с чего начал: к идее бежать вплавь, спрыгнув с теплохода. В соответствии с этим решением я стал ежедневно совершать прогулки в Морской порт и рассматривать заходившие в него пассажирские суда Черноморского пароходства. Однажды я обратил внимание на нелогичность и подошел ближе, чтобы выяснить, в чем дело. Нелогичность состояла в том, что у причала был ошвартован теплоход с иностранным флагом и иностранной эмблемой на трубе, а в то же время причал около него не был огорожен и не было дежурных пограничников. При ближайшем рассмотрении оказалось, что команда на теплоходе была советская. «Вот так можно обмануться в море!» — подумал я. — «Увидишь иностранный флаг и попросишь помощи, а тебя как раз и схватят!» И тут же я решил, что во время заплыва буду избегать любых судов, с любым флагом.