Григорий Пенежко - Записки советского офицера

Почему меня не радует внезапный успех? Я стучу зубами, точно мне холодно. Страшно? Нет. Это, должно быть, от злости, которая кипит во мне. Как могло случиться, что немцы топчут нашу землю, как они оказались здесь, так далеко от границы? "Надо помочь Мазаеву с фланга, немцы не выдержат неожиданного удара", - решаю я. Но и этот мгновенно принятый ясный план действий не успокаивает душевной боли. Оставив Кривулю с двумя танками БТ и танкетками и поставив ему задачу хоть умри, но удержи мост, я с тремя БТ той же дорогой вдоль ручья, по которому шли к нам пять немецких танков, отправился на помощь Мазаеву.

Возле подожжённого нами немецкого танка, вокруг которого горели кусты и копна сена, я остановился. Теперь мне видно всё поле боя. В небо упираются исполинские тонкостволые, нарисованные дымом деревья. Но это только опушка, правее от меня дымный дремучий бор встаёт сплошной стеной. Оттуда наступал враг. Там наш тяжёлый батальон истребляет пришельцев, гонит обратно к переправе, на меня. Столбы дыма клином сходятся ко мне. Резкий надрывный вой моторов перекрывает пушечные залпы. Воздух стонет. Только в небе спокойно. Но нет! Вон угрюмым строем нависли над полем "юнкерсы". Вдруг один задымился, вошел в штопор. Строй рассыпается, и высоко в небе я вижу остроносые, вытянутые вперёд наши истребители. С высоты они камнем один за другим бросаются на "юнкерсы", клюя их огневыми трассами. Что это за самолёты? "Миги", - догадываюсь я, - "миги", о которых я столько слышал накануне войны, но которых ещё не видел. Вот они каковы! Их три. Они взмывают,

падают вниз, и каждый раз, когда они метеором прочертят небо, горящий "юнкере", кувыркаясь и дымя, врезается в землю. Я кричу от радости.

В пятистах метрах от меня, у копны сена, дымится фланговая машина батальона Мазаева. Два танкиста быстро забрасывают землёй показавшееся из моторного отделения пламя. В одном из танкистов узнаю старшего сержанта Петренко.

Неподалёку от них, ближе к полю боя, стоит чей-то танк БТ. В бою у него оторвало пушку. Мимо него несётся немецкий танк курсом на Петренко. БТ дрогнул кургузым телом и, спасая Петренко, рванулся на немца. Снаряд срывает с него гусеницу. Это стреляет второй немец, следовавший за первым. Силой инерции при развороте БТ ударил этого немца в лоб. Вздыбившись, как бы обняв один другого в последней смертельной схватке, оба танка застыли на месте. Немецкий танк задымился от моего выстрела, а тот, что несся курсом на Петренко, резко свернул вправо, стремясь уйти за горящую копну. В то же мгновение блеснула пушка Петренко, и удиравший немецкий танк вспыхнул. А Петренко выскочил из дымящейся башни и, как ни в чем не бывало, вновь принялся сбивать землёй огонь на корме своей машины.

Оглянувшись, я увидел группу наших машин, обходящих рощу слева - с десяток корявых вязов и низкорослый кустарник. Из-за рощи прилетают снаряды. Догадываюсь, что это перелёты танкистов Мазаева. Вдруг в самой роще блеснули орудийные выстрелы. Что это - засада? Да, конечно. Бьют по нашей обходящей группе.

Когда мои танки залпом ударили по роще, оттуда донёсся взрыв. Пламя свечой вздымается в дымное небо. Роща пылает. Снова взрыв, и над кронами вязов взлетают листы брони.

Полуокружённые, отстреливаясь, немцы бегут к притоку Буга, но уже не к мосту, по которому пришли сюда и который теперь в наших руках, а куда-то левее. Исход боя решила группа наших машин, которая обошла рощу. Вижу, как над башней поднимается счастливое, улыбающееся лицо лейтенанта Фролова. Так вот чья рота пробилась на фланг боевого порядка немцев! Ну, повезло же нам как вовремя мы пришли Фролову на помощь, заметили засаду.

Позади нас по шоссе быстро прошла уже вторая группа 11ШПКХ тяжелых машин. Ясно, что они спешат к мосту. Значит, мне можно не возвращаться туда до конца боя.

Фролов вытирает флажком пот на лице, потом призывно машет мне, показывая вперёд, и что-то радостно кричит. Верно, приглашает меня следовать за собой. Разворачиваю танк. Командир второй моей машины Смирнов повторяет мой манёвр. Но почему не следует нашему примеру командир третьей машины Зубов?

Из пылающей рощи грянула танковая пушка. Над самым ухом просвистел снаряд. С задней части башни Фролова посыпались искры. Фролов качнулся и упал внутрь машины. В то же мгновение ответила пушка Зубова. На опушке рощи из кустов, ещё нетронутых пожаром, потянулся дымок, вспыхнуло пламя. Молодец Зубов! А я-то, я-то хорош! Решил, что с засадой в роще покончено. Счастье, что немец не выдержал огневой бани и выстрелил минутой раньше. В следующий раз буду помнить это и, не обстреляв подозрительное место, не повернусь к нему спиной.

Мы тесним последнюю группу немецких танков. Танк Фролова идёт со мной рядом. Фролов ранен. Он часто делает короткие остановки, перевязанная голова его ныряет в люк, раздаётся выстрел, и почти всякий раз при этом один из немецких танков пускает в небо дымную слезу.

Не задерживаясь, рвёмся к речке. Вот блеснул на воде розовый отсвет пожара, а на нём тёмным пластырем понтонный мост.

Так вот ещё откуда пришли немцы!

Хорошо. Закроем и этот путь.

Немецкие танки, спеша перебраться на тот берег, сгрудились у моста. Фролов вырывается вперёд, останавливается сбоку, в лощине, и первым выстрелом поджигает танк на мосту. Следующий танк, пробираясь на ту сторону, хочет столкнуть горящий, но ещё снаряд - и он гибнет, прочно закупоривая мост. Экипажи немецких танков вываливаются из люков и опрометью бегут к реке. Я вылавливаю на прицел отдельные немецкие танки, но мне жалко бить их - могут пригодиться нам.

Всё кончено. С западной стороны немцы взрывают мост, чтобы оградить себя от преследования. Я оглядываюсь назад, на поле боя. В густеющих сумерках бушует море огня. Горят деревья, кусты, копны сена, зелёная рожь, железо танков. На меня пышет жаром, как из открытой печи. Между горящими немецкими танками разъезжают два КВ. При артиллерийских налётах противника они лениво постреливают за реку, как будто отплёвываются от немцев. Они презрительно подставляют немцам свои борты: их броня неуязвима для обычных танковых пушек противника.

Среди горящих у моста немецких танков есть и подожжённые мною, меня тянет к ним. "Неужели это я уничтожил их?" Не могу поверить такому счастью, оно мне кажется слишком большим, невероятным. Помню, как в детстве я долго бился, пытаясь сделать детекторный радиоприёмник, а когда, наконец, в пионерском отряде с помощью товарищей удалось смастерить его, не верилось, что этот настоящий радиоприёмник сделал я, и всё тянуло к нему: уйдёшь - и сейчас же обратно, хоть посмотреть на него ещё разок. Так и тут. Отойдёшь от изрешеченного снарядами немецкого танка и под каким-нибудь предлогом возвращаешься, опять стоишь и любуешься свой работой.