Песах Амнуэль - Доверяйся своим парусам…

В.Ф.Шварцман, из дневника.

Известному советскому астрофизику, кандидату физико-математических наук, сотруднику Специальной астрофизической обсерватории АН СССР Викторию Фавловичу Шварцману в нынешнем году исполнилось 60 лет.

Нет, не так. Исполнилось бы…

И если бы действительно исполнилось, то, скорее всего, я бы написал: "Всемирно известному российскому ученому, профессору, доктору наук, руководителю нескольких важнейших проектов в различных областях астрофизики исполнилось в этом году…"

Не исполнилось.

Викторий Фавлович Шварцман трагически ушел из жизни в августе 1987 года. Это эвфемизм такой – трагически ушел… Викторий покончил с собой, и трагедия эта не дает спокойно жить не только его друзьям, не только коллегам, знавшим его много лет, но и тем, кто встречался с ним хотя бы один раз, хотя бы один раз говорил, слушал, спорил… И узнав о трагедии, вот уже 18 лет беспрестанно спрашивает: почему?..

* * *

Викторий был моложе меня на год, но школу мы окончили одновременно: в 1962. Он – в украинском городке Черновцы, а я – в Баку, столице солнечного Азербайджана. Тогда же и в университет поступили: Викторий – в МГУ, а я – в Азербайджанский Государственный, но на один и тот же факультет, физический. В Москву меня не пустили родители, у которых попросту не было денег оплатить эту поездку. Викторий собирался изучать астрофизику, я тоже. После университета Шварцман поступил в аспирантуру к академику Якову Борисовичу Зельдовичу, а я – в аспирантуру Шемахинской обсерватории, и руководителем моим стал молодой кандидат наук Октай Хангусейнович Гусейнов, который диссертацию свою о нейтронизации вещества при коллапсе звезд писал под руководством Я.Б.Зельдовича.

Это я все к тому, что у нас с Викторием было множество шансов познакомиться, теоретически в каком-нибудь ответвлении мироздания, где-то в параллельной вселенной мы вполне могли встретиться во время приемных экзаменов в МГУ и даже (если бы мне удалось поступить) жить в одной комнате в общежитии Дома студента на Ленинских горах.

На самом же деле встретились мы впервые в коридоре Астрономического института имени П.К.Штернберга, было это в конце шестидесятых, В.Ф.Шварцман еще в аспирантуре стал известен своими работами по захвату (аккреции) межзвездного вещества нейтронными звездами, наша лаборатория в ШАО тоже занималась этой проблемой, и статью, которую мы с шефом написали для "Астрономического журнала", редакция отправила на рецензию Викторию. Можно сказать – конкуренту. В Москву я тогда ездил довольно часто – рассказывал о наших работах на семинарах, в том числе и в группе Я.Б.Зельдовича, но вот совершенно не помню, сталкивался ли там с Викторием, хотя наверняка это происходило. Память – штука странная, от желания не зависящая. Какая-нибудь не относящаяся к делу мелочь запоминается на всю жизнь, а важная встреча, интересный разговор почему-то проваливаются в бездну бессознательного, будто ничего и никогда не происходило.

Впрочем, с проблемой памяти пусть разбираются психологи, а я до сих пор уверен, что познакомились мы с Викторием в коридоре ГАИШа. В редакции журнала мне сказали, что рецензирует статью Шварцман (имели ли они право сообщать фамилию рецензента – тоже большой вопрос), отзыв получен отрицательный, и я отправился искать Виктория, работы которого, естественно, были мне хорошо известны – вспахивали мы, как говорится, одно и то же поле. Почему наша встреча произошла в ГАИШе, тоже не помню. Да и важно ли?

Поговорили мы тогда хорошо и долго. Викторий умел убеждать – тем более, что он был уверен в правоте своей научной позиции. А я был убежден в своей правоте, тем более что расчеты показывали, что мы таки правы.

Чтобы была понятна суть спора, расскажу – о чем шла речь.

***

В.Ф.Шварцман, из дневника.

Шестидесятые-семидесятые годы прошлого века были для астрофизики временем совершенно уникальным. Открытия новых типов небесных тел и явлений следовали одно за другим: квазары, пульсары, реликтовое излучение, рентгеновские источники, в том числе – постоянные, переменные, временные… Открытия эти стали результатом развития новых методов наблюдений: радиоастрономы научились измерять очень слабые переменные потоки излучения, в космос были запущены приборы, которые впервые показали, как выглядит небо в рентгеновских и ультрафиолетовых лучах – такого вообще еще никто никогда не видел.

И все это нужно было объяснить. Что такое квазар? Звезда, мини-галактика, коллапсирующее тело (термина "черная дыра" в начале шестидесятых еще не существовало)? Что такое пульсар – белый карлик, нейтронная звезда? Почему пульсирует радиоизлучение? Почему светят рентгеновские источники?

Никаких теорий не существовало – наблюдения нужно было сначала объяснить хотя бы качественно, "на пальцах", как говорил Я.Б.Зельдович. О каких сложных теориях могла идти речь, если не было даже доказано, существуют ли вообще в природе нейтронные и коллапсирующие звезды?

Десятки гипотез, объясняющих свечение пульсаров, появились в первые же месяцы после их открытия. Достаточно быстро стало понятно: это нейтронные звезды. Никакие другие небесные тела не могли иметь такой короткой и столь строго выдерживаемой периодичности излучения.

То, что в природе могут в принципе существовать звезды, состоящие, в основном из сверхплотного нейтронного газа, показали еще в тридцатые годы Л.Д.Ландау, Р.Оппенгеймер, Ф.Волков, А.Снайдер. Показали чисто теоретически, и в течение тридцати лет никто не мог обнаружить эти объекты на небе, никто не мог определить, много ли нейтронных звезд в Галактике и есть ли они вообще. Пока не открыли пульсары, астрофизики были уверены, что единственный способ обнаружения нейтронных звезд – наблюдение того самого процесса аккреции, о котором получился наш спор с Викторием Шварцманом.

Аккреция – это захват звездой окружающего газа и пыли. Обычная звезда ярко излучает, и свет вместе с потоком частиц (звездным ветром) отталкивают от звезды падающее на нее вещество. А нейтронная звезда, как полагали в те годы теоретики, излучать не может, межзвездный газ должен падать на нее свободно. И между прочим, ускоряться при падении до скоростей, сравнимых со скоростью света! Когда частички межзвездного газа ударяются о твердую поверхность нейтронной звезды, вся их колоссальная кинетическая энергия немедленно обратится в тепло, газ нагреется до сотен тысяч градусов и, конечно, возникнет мощное излучение, наблюдая которое можно будет сказать – вот нейтронная звезда.