Георгий Чулков - Жизнь Пушкина

Каков смысл этого пасквиля? Для Пушкина он был ясен. При чем тут Нарышкин? Вот именно в нем-то и было все дело. Дмитрий Львович Нарышкин был знаменитым супругом знаменитой красавицы Марии Антоновны [1194] Нарышкина Мария Антоновна (1779–1854, урожд. княжна Святополк- Четвертинская) — фаворитка Александра I в 1801–1814 гг. , любовницы императора Александра. Он был великолепным рогоносцем и величаво нес этот титул всю свою жизнь. Пасквиль объявил Пушкина «коадъютором» Нарышкина, то есть его заместителем, иными словами: М. А. Нарышкина была наложницей царя Александра, а теперь занимает ее место в алькове царя Николая не кто иной, как Наталья Николаевна, супруга поэта.

Это был страшный и меткий удар в сердце Пушкина. Это было то, чего он больше всего боялся — молвы о любовной связи императора с его женой. Если припоминать предупреждения, которые Пушкин настойчиво повторяет в своих письмах Наталье Николаевне об осторожности в отношениях с царем, и откровенный рассказ П. В. Нащокину о царских прогулках под окнами красавицы, станет совершенно ясно, что пасквиль метил удачно и вполне достигал своей цели. Шутовская подпись графа Иосифа Борха была выдумана не случайно. Иосиф Борх действительно существовал. Он был камер-юнкером. И жена его, урожденная Голынская [1195] Голынская — Борх Любовь (Эмма) Викентьевна — жена И. М. Борха с 1830 г., родственница Н. Н. Пушкиной. , известна была как распутница, а он как рогоносец. Авторы «диплома» предлагали Пушкину стать историографом ордена, намекая ядовито на полученное им от царя разрешение заниматься в государственных архивах. Враги достигли своей цели. Пушкин был в ужасе от, очевидно, уже распространившихся слухов об интимной связи Натальи Николаевны с царем, Пушкин знал, что связи не было, но он также знал, что клевета бывает иногда равносильна действительному факту. И, кроме того, нет дыма без огня. Ухаживания царя и кокетство с ним Натальи Николаевны не были плодом его воображения. Очевидно, все это знали. И он, Пушкин, пользовался милостями того самого царя, который рассчитывал цинично на благосклонность его жены! На поэта напялили придворный мундир и дали ему денег, не достаточных для жизни, но совершенно достаточных для позора. Что делать? Прежде всего, надо делать вид, что он, Пушкин, не понял страшного намека. Надо покончить с этим негодяем Дантесом. Пусть все думают, что «диплом» намекал на этого кавалергарда. Но этого мало, разумеется. Надо придумать месть этим подлым заговорщикам, посягающим на его честь. От милостей царя надо избавиться во что бы то ни стало. Кистеневка стоит дороже, чем эти тридцать-сорок тысяч, полученных Пушкиным из казны. Правда, он уступил сестре и брату доходы с этого имения, но он возместит эту сумму гонорарами, которые будут ему платить издатели. Надо послать министру финансов Канкрину заявление, что он в счет своего долга предлагает казне приобрести его имение. Теперь он не желает никаких царских милостей. Шестого числа он уже послал письмо Канкрину… А главное, надо бросить в лицо врагам такое оскорбление, равного коему еще не было придумано никем…

В то время как Пушкин обдумывал план борьбы и мести, его знакомые князь П. А. Вяземский, граф М. Ю. Вьельгорский, Е. М. Хитрово и некоторые другие получили пакеты; вскрыв их, они нашли другие конверты с адресом Пушкина, написанным «лакейским почерком». Друзья поэта недоумевали, что делать с этими подозрительными конвертами. Такой же двойной пакет получила А. И. Васильчикова [1196] Васильчикова Александра Ивановна (1795–1855, урожд. Архарова) — дочь московского военного генерал-губернатора Ивана Петровича Архарова (? — 1815) и Екатерины Александровны (1755–1836, урожд. Римской-Корсаковой), тетка В. А. Соллогуба. . У нее в доме на Большой Морской жил в это время ее племянник В. А. Соллогуб. Она позвала его к себе и сказала, показывая на злополучный документ: «Представь себе, какая странность! Я получила сегодня пакет на мое имя, распечатала и нашла в нем другое запечатанное письмо с надписью: Александру Сергеевичу Пушкину. Что мне с этим делать?»

Соллогубу пришло в голову, что в этом письме что-нибудь написано об его прежней личной истории с Пушкиным, что, следовательно, уничтожить пакет он не должен, а распечатать не вправе. Затем он тотчас же отправился к Пушкину и, не догадываясь о содержании письма, передал его поэту.

Пушкин, распечатывая конверт, сказал спокойно: «Я уж знаю, что это такое. Я получил сегодня подобное письмо от Е. М. Хитрово. Это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, что анонимным письмом я обижаться не могу… Жена моя — ангел, никакое подозрение коснуться ее не может…»

Соллогуб ушел от поэта успокоенный. А Пушкин на другой день утром послал Дантесу письмо с вызовом на дуэль, ничем не мотивированным. Дантеса не было дома. Он за небрежность по службе был не в очередь на дежурстве. Геккерен-отец, предчувствуя недоброе, распечатал письмо и, не предупреждая Дантеса, поехал к Пушкину. Старый дипломат не ожидал вызова и трепетал за жизнь своего любимца. Он желал выиграть время. Он умолял об отсрочке, и ему удалось получить ее на двадцать четыре часа. Он воспользовался отсрочкой, чтобы уговорить Екатерину Ивановну Загряжскую погасить как-нибудь скандал, грозивший разрушить две семьи. Екатерина Ивановна, обожавшая Натали, немедленно вызвала из Царского Села Жуковского в надежде, что он возьмет на себя роль миротворца.

Добрейший Василий Андреевич, конечно, поверил клятвам Геккерена, растроган был его горем и поехал к Пушкину, чтобы как-нибудь успокоить его и предотвратить дуэль. 6 ноября, когда у Пушкина сидел Жуковский, явился и Геккерен. Сентиментальному Жуковскому и хитрому Геккерену удалось уговорить Пушкина отсрочить дуэль еще на две недели. Загряжская и Геккерен придумали сообща некий план для спасения жизни Дантеса и для благополучия Натали. Дело в том, что двойная любовная игра, которую вел Дантес, зашла, кажется, довольно далеко — по крайней мере в его отношениях с влюбленной в него Екатериной Николаевной. Надо было жениться. Эта матримониальная необходимость была уже известна нескольким лицам. Слухи о возможной свадьбе дошли даже до Москвы не позднее второй половины октября, значит, недели за две до получения Пушкиным пасквиля. Это видно из переписки Сергея Львовича Пушкина с дочерью Ольгою Сергеевной. Геккерен-отец до вызова Пушкиным Дантеса был против этой свадьбы. Ему, по-видимому, брак этот не казался удачным. Екатерина Николаевна красавицей не была, хотя у нее было некоторое сходство с Натали, и она, несомненно, нравилась Дантесу, о чем свидетельствует их переписка и дальнейшая благополучная супружеская жизнь. Но Геккерену хотелось более эффектной партии для своего прелестного Жоржа. Екатерина Николаевна была старше своего жениха на четыре года. А главное, Дантес не мог рассчитывать на большое приданое. После вызова Пушкина Геккерен согласился с Е. И. Загряжской, что брак Жоржа с сестрою Натали может предотвратить катастрофу.