Андрей Богданов - Опальные воеводы

Хранили мы тогда границу на казанской украине: главный полк стоял во Владимире, а мы-то к границе поближе, сначала в Сторожевом полку, а потом повысились — стали в Передовом. Да наш-то на места {14} 14 Места — чины и должности, занимаемые представителями одного рода по сравнению с другими фамилиями. Занятие меньшего места считалось «порухой чести», ибо впоследствии представители рода не могли назначаться на более высокие места, «утягивались» иными родами на более низкий уровень на основании такого «местнического случая». не очень смотрел: товарищ его в Левую руку перебрался, а Иван Васильевич опять в Сторожевой пошёл, хотя другие отказывались. Лихое было тогда время: зимой и летом с казанцами рубились на границе крепко.

В 45-м году по весне ходили мы Передовым полком к Казани на судах, полой водою. Уж на что были удалые воеводы — в Большом полку Семён Иванович Микулинский-Пунков, в Сторожевом Давыд Фёдорович Палецкий, с вятскими людьми Василий Семёнович Серебряный, — а наш был лучшим. Сильно тогда погуляли под Казанью, и царь нас наградами не обидел. Ездил я тогда с нашим-то в Москву, был на его дворе, за одним столом с воеводою сидел.

— Врёшь! — загалдели молодые дворяне. — Хвастаешь! Как же ты, простой, за боярский стол садился? Нешто боярину с тобой сидеть вместно?!

— А вот и не вру, — продолжал рассказчик, не обращая внимания на дерзостные речи слушателей. — Знамо, тогда наш воевода боярином не был. Окольничество пожаловал ему царь в 48-м году, а боярство по казанском походе 50-го года. В то время всех нас, кто в бою отличился, сажал Иван Васильевич за свой стол, да и потом не чинился. Человек он широкий — один пировать не любит. Как окажется в Москве и войдет на свой двор — сейчас велит ворота долой и давай кормить-поить всех, кто ни пожелает, нищих велит собрать и самолично им пироги раздает. А старых товарищей в баньку зовёт и в высоких теремах потчует.

Простые-то дворяне ныне за высокий хозяйский стол не вмещаются, однако же всем гостям у Большого в хоромах почет и уважение: сам ходит и посматривает, все ли довольны, а подарков-то без счета раздаёт! Вот крымского побьём — сами его хлебосольство увидите. Только трусов наш воевода не жалует, тут берегись — велит во дворе с холопами посадить!

— А в каких ещё походах наш Иван Васильевич прославился, расскажи, — запросили дворяне, видя, что старик укладывается на ватнике поудобнее, явно собираясь соснуть. — Ты ведь, чай, всё время с ним был и во всех подвигах участвовал?!

Лесть оказала обычное своё действие, и, поборов сонливость, ветеран продолжил речи.

— Как я говорил, в 48-м нашего окольничьим пожаловали. Было это зимой, когда царь Иван Васильевич в поход на Казань пошёл. Да только настала тогда оттепель, и с полпути полки назад поворотили. А воевода наш был при самом государе в большой чести. Очень его царь ласкал и совета почасту спрашивал.

В другой поход к Казани, было это в году 50-м, пустил государь Шереметева с воинскими людьми впереди себя из Владимира, где мы тогда стояли, в Нижний Новгород, а потом и по Волге. К Казани дошли мы, дал Бог, здорово, и у Поганого озера всем полком окопались. Иван Васильевич сам пушки наводил и казанские надолбы из них разбивал. На штурм он впереди нас шёл — казанцы, мнится, только по нему и стреляли из всего оружия, а нам мало попадало. Сильно воеводу изранили в руки и ноги стрелами.

Так мы тогда Казани и не взяли, зато на следующий год отличились: царевича крымского Улан-Кощака, что из города бежал с войском, в Диком поле нагнали и разбили наголову, так что некому было и весть дать. В поле нашего-то никто сломить не может.

— А говорят, — снова подал голос один из молодых дворян, — что в городовом взятии Иван Васильевич не силён?

— В поле-то нам, вестимо, способнее, — спокойно продолжал рассказчик, — но и в городе бивались славно. Хоть и трудно Ивану Васильевичу уберечься от метательных хитростей под стенами да в переулочках, однако же Казань мы взяли. Стояли мы в 52-м году в царских станах с Большим государевым полком…

— Как же вы Казань-то брали, когда Большой полк государево здоровье должен был беречь!? — перебил говорившего ратоборец с длинным шрамом поперёк лица. — Вот мы с князем Андреем Михайловичем Курбским башню ломали и в городе дрались, а царь-то в Казань потом въехал! К тому времени уж и трупие-то с улиц прибрали…

— Вот я и говорю, — продолжил как ни в чем не бывало рассказчик, — что был наш Иван Васильевич у государя боярином и дворовым воеводой во всё время похода и охранял под Казанью царское здоровье. А как быть решительному приступу, поднял нас воевода рано поутру и привёл к городу. Здесь мы и стояли на стороне в полном вооружении, на сражение глядючи, до той поры, пока не увидели, что казанец наших одолевает. Тогда Иван Васильевич спешился и, царского коня под уздцы взяв, к городским воротам повёл. Там у Царских ворот и хоругвь государеву поставили, а вокруг утвердил воевода крепкую стражу.

Потом как закричит наш Большой великим голосом: «Кто за Бога и государя московского! Айда за мною на поганых!» И в тот же миг поскакало с коней больше половины полка (ведь там на конях не проехать), побежали в ворота за своим воеводою. Глядь — а Иван Васильевич стоит за воротами и палицей показывает, по какой улице бежать. Когда пробежит туда достаточно ратников — он на другую улицу подмогу направляет. Так мы те места стали назад отбивать.

И сперлись с басурманами в узких улочках, саблями и топорами рубясь и ножами тыкаясь. А там, где я бежал с дворянами, ударили на нас татары стеной в копья, мы же их на свои копья приняли и стояли так больше часа: ни они нас, ни мы их одолеть не можем. Воткнув копье, высвободить его уже было нельзя — шло по телам, пока в крепкую броню не упрётся, которую пробить не может. Идо того сцепились с басурманами, что разойтись и дать место бою никак было нельзя.

Только смотрим — бежит воевода наш по крышам, с дома на дом перепрыгивает и басурман сверху огромной палицей по головам бьёт. А за ним много наших поналезло наверх, пошли дальше вдоль улицы и верхами, и низами. Столкнули мы с места крепкостоятельных казанцев и пёрли их сначала в овраг, потом на гору, где царский дворец и мечети их стояли, а потом погнали с горы вниз. Воевода наш везде горазд был на воинскую сноровку: где ворота плечом вышибет, где стену развалит и на супостатов обрушит, где телегу, каменьем груженную, по крутой улице вниз столкнет. Словом, везде, где неприятель упрётся, тотчас Иван Васильевич появляется и сильно своим подсобляет.

Когда прошли весь город насквозь и увидели, что казанцы за реку уходят, прыгнул Шереметев со стены и мы вслед за ним, перешли реку вброд и на последние ряды неприятельские крепко ударили. Хоть и мало нас с воеводою прибежало, а всё же немало успели басурман посечь, пока они совсем в болотину не ушли, а за болотом в великий лес. Вот как наш-то Казань брал, не считая своих великих ран!