Эльхан Мирзоев - Мои останкинские сны и субъективные мысли

Кстати, ни один из работавших и друживших с пожилым профессором — от безденежья вынужденно подавшимся к журналистам в переводчики — российских коллег не проявил активность в его поисках и освобождении. «Информационную войну» из-за албанца тоже никто не начал. Дипломатические рычаги использовать не стал. Видимо, для них он был всего лишь переводчик… [124]

Это своё мнение я откровенно высказал Вадиму. Вадиму из-за моего мнения стало грустно.

Кстати, Фефилов утверждал, что у него была похожая история до той июльской трагедии — в июне 98-го года, когда он работал корреспондентом и штатным комментатором телеканала РТР. Тогда их съёмочную группу (собственно его — Вадима Фефилова, оператора Владимира Рыбакова, звукооператора Вячеслава Колпачкова), а также корреспондента «Радио России» Юрия Архипова [125]задержало подразделение УЧК у населённого пункта Малишево, где находился один из командных центров армии косовских албанцев. Это были рядовые бойцы УЧК, видимо, по словам коллеги, люди необразованные и не очень интеллигентные. Нет, бить не стали, не грубили, но, проверив документы у россиян, приказали им следовать за их машиной по просёлочной дороге, по словам коллеги, «куда-то в лес» — возможно, к своему начальству. Помешал бойцам проезжавший мимо какой-то высокий чин УЧК — наверное, понял, к чему может привести задержание иностранных журналистов и потребовал их отпустить. Правда, отобрал фотоаппарат и кассеты. Вадим называл этот инцидент «захватом в плен». Возможно. Таких «пленений» у любого журналиста, побывавшего в зоне боевых действий, наберётся несколько десятков. А в Москве такое «похищение» может случиться с человеком, забывшим дома паспорт. Или просто не понравившимся тому или иному сотруднику милиции. Даже с иностранным журналистом. Да, в Москве. Прямо в центре столицы…

Эти мысли я также неполиткорректно донёс до коллеги. Коллега обиделся.

Вот мы и хотели найти близких, друзей Шабана Хоти, чтобы рассказать его историю — показать, что война, может, закончилась, но её раны остались, последствия ещё не преодолены. Один мой источник, к которому я обращался — местный политик, а в прошлом боец Армии освобождения Косова, но с умеренными взглядами, посоветовал «прекратить поиски». Дескать, Хоти больше нет в живых, а люди, «реально его убившие, отдавшие приказ, очень серьёзные парни, сейчас на хороших должностях». Обычно это предупреждение только подстегнуло бы наше расследование, но не в этом случае, когда нам в короткие сроки необходимо было делать большой репортаж. История Хоти — это серьёзная работа, требующая времени и денег. Так работают в настоящем журналистском расследовании. На серьёзном телеканале.

Но мы всё-таки сделали попытку. В Приштинском университете попросили нас больше туда по этому вопросу не звонить. Городские номера семьи Хоти не отвечали. Попытались найти кабачок в центре Приштины, владелец которого дружил с ним. Вадим с Шабаном гуляли там за месяц до той июльской трагедии. Несколько часов мыкались в предполагаемом районе города, но Вадим так и не вспомнил то место. На этом наш детектив закончился.

В перерывах между нашими поисками ребята решали вопросы с Москвой. Фефилову постоянно звонили проверяющие по поводу Абхазии. Требовали у Вадима, чтобы он попросил владельца сухумского отеля прислать факс — подтвердить расходы съёмочной группы. В сухумском отеле, где номера стоили по 150 долларов в сутки, факса не было, как не было и Интернета. Да и вообще владелец не понимал, что от него хотят «эти москвичи». Потом всё же где-то нашёл аппарат. Мы все долго ему объясняли на какие кнопки нажимать.

С каждым часом эйфория у Фефилова уменьшалась.

— Ты пойми, всё очень серьезно, — пытался он убедить расслабившегося Антона. — Нас нагнут, когда мы в Москву вернёмся.

— Блин, вот они достали. Что они от нас хотят? Мы же не проели эти деньги?!

— Ты понимаешь, Антон, что ничто нас не спасёт? Никто не спасёт!

Фефилов намекал на статус оператора — он был братом главного оператора НТВ Алексея Передельского. Вообще Антон хороший оператор, да и парень занимательный, весёлый. Но эта блатная иерархия на НТВ могла уничтожить любой интерес к работе. Учитывая его статус, операторская координация лоббировала его на хорошие командировки. Была определённая группа операторов, которая в Москве почти не задерживалась. А были операторы, которых в командировку можно было взять, только повоевав с руководством.

Снова звонит Москва. Мол, владелец указал неправильно цены — написал общую сумму, а надо — по каждому проживающему отдельно. Снова переговоры с Сухуми. Ещё один факс пошёл в Москву. Их фраза «Мы понимаем, у вас там [в Косово] какие-то дела ещё есть. Но факс — важнее», — нас потрясла.

— Может на другой телеканал уходить? — подавленным голосом спросил Антон.

— Куда? — возмутился Вадим. — Куда? Скажи?

— Может, на Первый?

— Везде одно и то же. Там хорошо, где нас нет. Лучше оставаться на НТВ.

— Наши там не жалуются. Особенно операторы, — Передел вспомнил об ушедших на «Первый канал» нтвшниках. — Говорят, работа размеренная: в девять пришёл, в шесть вечера ушёл. Никакой беготни — стабильность.

Снова звонят из Москвы. В факсе нет печати. В Сухуми сказали, что их отелю печать не нужна. Мол, Абхазия страна маленькая, все друг друга знают. Москва парировала — пусть местная налоговая служба пришлёт письмо, где поручится за этого владельца отеля. Вадим в отчаянии обхватил руками голову.

Я вдруг представил, о чём думают, прослушивающие наши телефоны местные — и не только местные — спецслужбы. Слушают нас и ломают голову — может, эти странные переговоры какая-то новая русская шифровка? И я расхохотался.

— Тебе смешно? — пытался изобразить обиду Передельский, но сам тоже смеялся.

— Да я больше всех вас рискую. Да меня Миткова с радостью сделает невыездным, если ничего у нас не получиться. Скажет — вот! продюсер виноват! не договорился. И Орлов обижен, что я через его голову поехал в Косово, — поделился я с ребятами информацией от коллег из Москвы.

— Надо сделать эту командировку хорошей, а то нас всех нагнут, — как мантру в очередной раз повторил Вадим и сжал кулаки.

— Не бзди, Фефил — настоящее творчество рождается в муках.

— Хорошо! — рассмеялся Вадим шутке. — Сам придумал?

— Сам дошёл.

В четверг вечером в «Итоговой» проводят основную «летучку». О репортаже на этот выпуск в воскресенье не могло быть и речи. Единственное, что у нас было отснято — это интервью с Андреем Дроновым, главой диппредставительства России в Приштине. Даа, круто. Хорошо поработали! Понимание надвигающейся катастрофы было чётким, ярким, постоянным нашим чувством — словно какая-то пустота и, одновременно, тяжесть в груди. Это читалось во взгляде, было ясно из наших разговоров, хотя для человека со стороны мы, наверное, выглядели спокойными и весёлыми.