Эльхан Мирзоев - Мои останкинские сны и субъективные мысли

Получается, сербы провалили экзамен, не осилили тягости нации-государственника. Отсутствие или деформация традиции государственности приводит к катастрофическим ошибкам при закладке фундамента нового общества. Груз нации, решивший строить государство, очень тяжёл — приходится идти на самоограничение в правах титульной нации ради общего дела, брать ответственность на себя, уметь вести диалог внутри общества. И, конечно, крайняя тактичность в отношении к национальным, религиозным меньшинствам. Альтернатива диалогу — геноцид.

Потому не удивительно, что рэп-композиция местной группы «Etnoenji» — мы её тоже сняли — с претенциозным припевом «Я горд быть албанцем» стала неофициальным гимном для албанцев-косоваров. Дискриминация, ущемления прав, оскорбления — весь этот национал-снобизм — разбудили национальное самосознание (или шовинизм — кому как нравится), о крайне низком уровне которого ещё век-полтора назад писали албанские интеллектуалы из Косова — их единоплеменники тогда не ощущали себя нацией, одним организмом. А идея «Великой Албании» в то время была чрезвычайно наивной мечтой небольшой группы европеизированных интеллектуалов-романтиков — как минимум, не понимаемых массами их земляков.

Солист группы Генц Прелвукай, прекрасно образованный юноша — такой представитель молодого поколения косовских албанцев — и слышать не хотел о совместной жизни с сербами. А то, что в их клипе появляется карта «Великой Албании», куда включены земли не только Албании и Косова, но и соседних стран — его нисколько не смущало. Как и красно-чёрное знамя УЧК на обратной стороне Луны в финале клипа.

— Наши исторические земли не только в Албании и Косове, но и в Македонии, Хорватии, а ещё — в Прешевской долине Сербии. Мы молодые, но понимаем, что именно мы должны создавать новую идеологию албанского народа.

Никакой нации не может быть без своего Сталинграда. У косовских албанцев есть и свой Сергей Эйзенштейн — импозантный интеллектуал Милаим Зека, известный в Европе публицист и кинорежиссёр. Большую часть времени он жил в Швеции, в Косово приезжал редко, но для нас сделал изменение в своём расписании. Мы его встретили прямо в аэропорту и вместе поехали в местечко Нижний Преказ на родину Адема Яшари, о котором Зека снял фильм. 5 марта 98-го сербский спецназ окружил дом Яшари, которого власти считали криминальным авторитетом, а албанцы — своим Робин Гудом. Когда он отказался сдаться, армия расстреляла дом из миномётов и бронетранспортёров. Тогда вместе с Яшари погибло 56 человек, из них 46 человек носили фамилию Яшари — родители, жена, дети, другие родственники. Как утверждает Human Rights Watch, часть из них была просто напросто расстреляна уже после взятия дома.

— Сербы не дали выжить никому из семьи Адема Яшари, — рассказывал Милаим, показывая нам мемориальный надгробный комплекс.

Хорошая контр-террористическая операция, ничего не скажешь. Косовский Робин Гуд сразу стал символом национально-освободительной борьбы косоваров. После массового убийства в Преказе албанцы начали вооружённое восстание по всему краю. Сейчас многие знакомые сербы утверждают, что это была провокация американцев. Мол, они и бойню в Преказе спровоцировали, и, подсуетившись, сразу стали финансировать Армию освобождении Косова. Но стреляли-то по дому Яшари тогда не американские миномётчики и танкисты. И этнические чистки, ставшие поводом для бомбардировок НАТО, тоже не они проводили.

— В той бойне рождалась новая нация, нация косовских албанцев. Это наш Сталинград, отсюда пошло наше Косово, — пытался нам объяснить Милаим Зека у того самого дома, ставшего музеем — с изрешечёнными, обгоревшими и частично обрушенными стенами и крышей. — Лично я стал иначе смотреть на мир после Преказа.

— Но ведь Адем Яшари занимался криминалом, — мне хотелось увидеть реакцию главного косовского летописца.

— Нас, косовских албанцев, очень долго сербы считали людьми второго сорта. Мы были абсолютно не интегрированы в общественно-политическую жизнь. Например, я — для самореализации вынужден был уехать за рубеж, а некоторым уезжать было некуда, и они занимались, чем придётся… Сербы говорят, что Косово — это душа Сербии, колыбель их культуры, тогда почему они вели себя здесь как на оккупированной территории? Каждый должен платить по счетам: и за кровь, и за шампанское. Может быть, когда-нибудь мы с ними встретимся в Евросоюзе.

Ещё один интересный человек, которого мы нашли — это Мисбах Качапоку. Этот добродушный толстячок был родом из Митровицы и владел маленьким баром в центре Приштины. В начале 90-х Мисбах учился в Гнесинке по классу фортепиано. Очень неплохо знает русский язык — это среди косовских албанцев редкость — и очень хорошо относится к русским и России. С ним я встретился предварительно до съёмки — он тоже удивился, что съёмочной группе из Москвы интересна албанская точка зрения. Мы били наедине в нашем «штабе» — Вадим и Антон приходили в себя после съёмок — и разговор у нас был откровенный.

— Россию, как родину моих друзей, как страну моей студенческой юности, обожаю, — Мисбах постепенно вспоминал все русские слова. — А Россию, как государство Путина, националистическую Россию, поддерживающую Милошевича, боюсь и не выношу. В начале 90-х русские были такие открытые миру, хотели измениться, а сейчас… Каждый день кого-то убивают из-за национальности. Как ты там живёшь, Эльхан?

— Ну, в России ещё не все националисты… Пока, — неуклюже пошутил я и засмеялся. — А ты почему уехал из Митровицы?

— Боюсь. У меня дом в сербской части города. Вот как уехал во время войны, так и не могу туда вернуться.

— А ты воевал?

— Я человек мирной профессии. Музыкант. Я и бар здесь открыл, чтобы играть на пианино и что-то зарабатывать. У меня часто выступают наши молодые музыканты.

— А независимость? Какое твоё мнение?

— Я понимаю, что одним объявлением независимости все наши социальные проблемы не решить. У нас сейчас страшная коррупция. Все наши политики в руках у американцев и парней из Евросоюза. Посольство США похоже на крепость, что-то они там усиленно строят. Вот. Ушли сербы — пришли американцы. Но они лучше сербов. С этими невозможно жить вместе. Потому у нас другого выхода нет — только независимость. Только надо быть трезвыми…

— То есть?

— Надо без иллюзий. Независимость — это труд. У нас ничего нет: нет промышленности, электричества. Мы за день не станем, как Запад. А люди ждут именно этого.

— А братья-албанцы из Албании… Может к ним? «Великая Албания»?

— Нет, нет, нет, — замахал руками Мисбах. — Они другие. Мы их недолюбливаем, я тебе откровенно говорю. Они не патриотичны. Даже свою Родину не очень любят. Потому что у них очень долго была диктатура. [127]С ними демократию не построишь.