Кирилл Кожурин - Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

Опровергая такую недалёкую точку зрения, Аввакум приводит слова апостола Павла: «О неразумныя души беззакония! Ни ли слышал еси апостола Павла: “сила Божия есть всякому верующему, июдеови же прежде и еллину от веры в веру, якоже есть писано. Праведный же от веры жив будет”. Зри: праведный от веры жив будет, а не от человеческаго предания… Шлюся на твою совесть, зане разумное Божие яве есть в тебе… И еще ли шарпаешися, неразумне омраченное сердце, глаголя: “не на тебе взыщется твоя погибель, но на великих”?»

И Господь не оставлял Своего праведника. Немало чудес было явлено Аввакуму в сибирской ссылке. Вот лишь одно из них, произошедшее во время пребывания в Даурской земле:

«Егда в Даурах я был, на рыбной промысл к детям шел по льду зимою по озеру бежал на базлуках; там снегу не живет, морозы велики живут, и льды толсты намерзают, — блиско человека толщины; пить мне захотелось и, гараздо от жажды томим, идти не могу; среди озера стало: воды добыть нельзя, озеро верст с восьмь; стал, на небо взирая, говорить: “Господи, источивый из камени в пустыни людям воду, жаждущему Израилю, тогда и днесь Ты еси! напой меня, имиже веси судьбами, Владыко, Боже мой!” Ох, горе! не знаю, как молыть; простите, Господа ради! Кто есмь аз? умерый пес! — Затрещал лед предо мною и расступился, чрез все озеро сюду и сюду и паки снидеся: гора великая льду стала, и, дондеже уряжение бысть, аз стах на обычном месте и, на восток зря, поклонихся дважды или трижды, призывая имя Господне краткими глаголы из глубины сердца. Оставил мне Бог пролубку маленьку, и я, падше, насытился. И плачю и радуюся, благодаря Бога. Потом и пролубка содвинулася, и я, востав, поклоняся Господеви, паки побежал по льду куды мне надобе, к детям» .

Тот же голос, что приказал дочери Аввакума возобновить ежедневное молитвенное правило, повелел передать Пашкову, «чтоб и он вечерни и завтрени пел, так Бог вёдро даст, и хлеб родится, а то были дожди беспрестанно; ячменцу было сеено небольшое место — за день или за два до Петрова дни, — тотчас вырос, да и сгнил было от дождев» . На этот раз воевода послушался Аввакума — «и хлеб тотчас поспел. Чюдо-таки! Сеен поздно, а поспел рано» . Летом 1658 года удалось собрать немалый урожай яровых. Это позволило пережить ещё одну суровую зиму 1658/59 года.

Но послушание Пашкова продолжалось недолго. Вскоре воевода опять «коварничать стал о Божием деле» . И результат не замедлил себя ждать: «На другой год насеел было и много, да дождь необычен излияся, и вода из реки выступила и потопила ниву, да и все розмыло, и жилища наши розмыла. А до тово николи тут вода не бывала, и иноземцы дивятся» .

Находясь в Верхшилкском остроге, Аввакум не только вернулся к своим священническим обязанностям, но и приобрёл новых духовных детей. Среди них, в частности, оказались присланные воеводой «две вдовы» из числа его сенных — «Марья да Софья, одержимы духом нечистым» .

«Ворожа и колдуя много над ними, и видит (Пашков. — Κ.К.) , яко ничто же успевает, но паче молва бывает (Мф. 27, 24), — зело жестоко их беси мучат, кричат и бьются. Призвав меня и говорит, поклоняся: “Пожалуй, возьми их ты и попекися об них, Бога моля, послушает тебя Бог”. И я ему отвещал: “Выше, реку, государь, меры прошение, но за молитв святых отец наших вся возможна суть Богу”. Взял их, бедных… Таже привели ко мне баб бешаных. Я, по обычаю, сам постился и им не давал есть. Молебствовал и маслом мазал, и, как знаю, действовал. И бабы о Христе целоумны стали. Христос избавил их, бедных, от бесов. Я их исповедал и причастил; живут у меня и молятся Богу, любят меня и домой не идут».

Однако Пашков, узнав о том, что присланные им вдовы сделались духовными дочерями Аввакума, сильно «осердился» и забрал их домой. Он опасался, что протопоп будет выведывать у его любимых сенных его домашние тайны. Но, вернувшись ко двору воеводы, Марья и Софья «старова пущи стали беситца» . Пашков запер их в пустой избе и призвал к ним чёрного попа Сергия. Вдовы никого к себе не пускали, а в попа бросали поленьями. Потом они тайком от Пашкова прибежали к Аввакуму, тот опять исцелил их, и они стали по ночам приходить к нему молиться. Впоследствии они сделались инокинями.

Весной 1659 года планы Пашкова изменились: понимая, что ему уже не удастся построить острог на Амуре, он послал часть своих служилых людей вверх по Ингоде. Войдя в приток Ингоды реку Читу, они добрались до двух Телембинских озёр и здесь, на реке Конде, поставили небольшой Телембинский острог.

Тем временем оставшиеся в Верхшилкском остроге члены пашковской экспедиции продолжали испытывать лишения. «Я же , — писал Аввакум, — с детьми сам-третей отъехав промышлял траву и коренье и черемху. И жил на одном месте целое лето, и лишо к жене и к детем приехал, на мое место наши люди промышлять приехали. И на них нападоша варвары и всех иссекоша и побиша. Нас же Бог от смерти избавил. Егда же по бору ходим тово, и смотрим, как застрелит иноземец. И со смертию борющеся на всяк день, в дом приидем, — воевода кнутьем бьет и огнем жжет и убивает до смерти».

Едва пережив ещё одну голодную зиму, Пашков принимает решение оставить в Верхшилкском остроге небольшой гарнизон во главе с А.Васильевым и в начале весны 1660 года выдвигается с остатками своего полка обратно на озеро Иргень.

«Пять недель по льду голому ехали на нартах, — вспоминал протопоп Аввакум. — Мне под робят под рухлишко дал две клячки, а сам и протопопица брели пеши, убивающеся о лед. Страна варварская, иноземцы немирные; отстать от лошадей не смеем, а за лошедьми не поспеем, голодные и томные люди. Протопопица бедная бредет-бредет, да и повалится — кольско гораздо! В ыную пору, бредучи, повалилась, а иной томной же человек на нея набрел, ту же и повалился; оба кричат, а встать не могут. Мужик кричит: “Матушка, государыня, прости!” А протопопица кричит: “Что ты, батько, меня задавил?”»

Во время этого долгого и мучительного перехода состоялся знаменитый диалог протопопа с его верной супругой Анастасией Марковной: «Я пришол, — на меня, бедная, пеняет, говоря: “Долго ли муки сея, протопоп, будет?” И я говорю: “Марковна, до самыя смерти!” Она же, вздохня, отвещала: “Добро, Петрович, ино еще побредем”…»

С необыкновенной теплотой вспоминает Аввакум и чудесную чёрную курочку, сопровождавшую и кормившую его семейство в том пятинедельном походе.

«Курочка у нас черненька была; по два яичка на день приносила робятам на пищу, Божиим повелением нужде нашей помогая; Бог так строил. На нарте везучи, в то время удавили по грехом. И нынеча мне жаль курочки той, как на разум прийдет. Ни курочка, ни што чудо была: во весь год по два яичка на день давала; сто рублев при ней плюново дело, железо! А та птичка одушевлена, Божие творение, нас кормила, а сама с нами кашку сосновую из котла тут же клевала, или и рыбки прилучится, и рыбку клевала; а нам против того по два яичка на день давала. Слава Богу, вся строившему благая! А не просто нам она и досталася. У боярони куры все переслепли и мереть стали; так она, собравши в короб, ко мне их прислала, чтоб-де батько пожаловал — помолился о курах. И я-су подумал: кормилица то есть наша, детки у нея, надобно ей курки. Молебен пел, воду святил, куров кропил и кадил; потом в лес сбродил, корыто им сделал, из чево есть, и водою покропил, да к ней все и отслал. Куры Божиим мановением исцелели и исправилися по вере ея. От тово-то племяни и наша курочка была…»