Евгений Пинаев - Арлекин

Джордж О'Греди".

Арлекин улыбнулся, взглянув на размашистую подпись, и спрятал письмо в карман. Слишком долго добиралось оно до адресата. О'Греди не доверил его почте - послал с оказией, а в этом случае действуют всевозможные случайности и задержки. Письмо Арлекина тоже плутало, и, хотя добралось до фрегата, ответил мальчишка суб-лейтенант, сообщивший адрес эдинбургского госпиталя, куда был отправлен О'Греди и откуда было получено сегодняшнее письмо.

Письмо... Оно многое объясняет, но и запутывает многое. Офицеры "Черуэлла" ходатайствовали, и это естественно, о британском ордене, а он получает... американский "Нейвал Кросс". Сегодня и вручат в посольстве США, на большом приеме по случаю двухлетней годовщины подписания Вашингтонской декларации двадцати шести государств антигитлеровской коалиции. Орден США безвестному капитан-лейтенанту? Полная неожиданность даже для сотрудников посольства. Их не поставили в известность заранее и ничего не объяснили теперь.

Итак, "Морской Крест" приколот к тужурке "за личное мужество и образцовое выполнение союзнического долга в боевой обстановке". Те же слова, что и в письме О'Греди. Совпадение или преднамеренно взято из ходатайства офицеров? Он поблагодарил посла (читавшего, кстати, по бумажке), "а в его лице президента Рузвельта и американский народ, за высокую награду, которой отметили его скромный вклад в общее дело разгрома фашизма". Словом, обменялись обычными фразами, сказанными хотя и от души, но составленными гладко, по дипломатическим канонам: протокол есть протокол.

Возвращаясь "к своим", небольшой группе работников миссии и посольства, Арлекин увидел в группе английских моряков долговязую фигуру контр-адмирала Маскема. Как будто ничего особенного и неожиданного: адмирал "у себя дома" и приглашен на прием, демонстрирующий единство товарищей по оружию, иначе не назовешь представителей коалиции, ведущей борьбу с общим и ненавистным врагом, тем не менее отчего-то подумалось с обидой: "Вот наглец!" Захотелось рассказать принародно обо всем случившемся на "Абердине", но внутренний позыв, само собой, пропал втуне.

Взял бокал с коктейлем и пристроился в стороне разглядывая гостей: "Наверное, Маскем не знал, что и я оказался в списке награжденных. Впрочем..." Адмирал повернул голову, - их взгляды сошлись. Арлекин даже напрягся и стиснул зубами соломинку: глаза, как прежде, холодные и, как прежде, недобрые. Более того, ненависть и презрение (а сколько желчи в поджатых губах!) в них читались теперь открыто, без труда. Все ясно, адмирал Маскем не считал нужным скрывать от него свои истинные чувства! Значит, О'Греди прав, и затея с леерной переправой не была случайной. Поняв, облегченно вздохнул и вдруг, неожиданно даже для себя, взял да и подмигнул адмиралу: знай, мол, наших! Нырнули - вынырнули и стали еще красивше! И по груди себя похлопал, по ордену то есть, Маскема аж передернуло, чуть соломинку не проглотил.

Награждение советского моряка, как и награждение любого другого, дело обычное. Необычным в данном случае было лишь то, что награждали-то американцы, и награждали за мужество, проявленное этим советским моряком на английском фрегате. Что и говорить, пикантное обстоятельство в пресной атмосфере приема: виден явный демарш Вашингтона. Но почему? Чем провинился Лондон? Присутствующие не были новичками в дипломатическом мире и прекрасно понимали, что, несмотря на союзнические обязательства, соперничество продолжается во всех сферах, на всех уровнях. Война, быть может, даже обострила некоторые разногласия, но их прячут, не выпячивают до времени. Следовательно, соль заключалась в том, чтобы раньше других пронюхать о безделице и, демонстрируя осведомленность, солидно противостоять тем, кто на песке строит домыслы и бездоказательно рассуждает о нюансах отношений между Соединенными Штатами и Соединенным Королевством.

Хозяин, американский посол, обходил гостей.

В группе англичан он словно бы исчез: подобрались на редкость высокие мужчины под стать Маскему, и когда седовласый американец вынырнул из-за плеч "английской эскадры", он вел, именно ВЕЛ, самого рослого и худого контр-адмирала Маскема. Вел с явным желанием столкнуть его с капитан-лейтенантом, новоиспеченным кавалером ордена "Морской крест"..

- Представьте, господа, мой друг адмирал и наш именинник, - посол добродушно склонил перед Арлекином седой хохолок, - оказывается, старые знакомые и, так сказать, соплаватели: один нес свой флаг на "Абердине", другой пользовался гостеприимством крейсера. Вот она - солдатская скромность! Предлагаю поднять тост за океан, который тесен для настоящих моряков!

Советский военно-морской атташе, знавший истинную подоплеку "гостеприимства", предложил выпить за нашу общую победу.

Маскем держался хорошо. Улыбался. Одними губами, которые, как и раньше, были еле заметны. Неприязни не скрывал, но и не выпячивал. Выслушал посла, выслушал атташе, капитана второго ранга, склонил породистую голову с аккуратным пробором и, слегка приподняв бокал, сухо поздравил с наградой "мистера Арлекина". Поздравил сухо, но все-таки с оттенком иронии.

Никто из присутствующих не слышал об Арлекине. Для этого, как говорится, не было повода. Заметив на лицах понятное недоумение, Маскем добавил с оттенком пренебрежения, что "экстравагантность... гм, псевдонима неким образом согласуется с тем фокусом, что имел место на фрегате "Черуэлл", и поистине изумляющей осведомленностью наших славных союзников и братьев по оружию (корректные поклоны присутствующим и самый глубокий послу США и кептену, военно-морскому атташе) С ТОЙ СТОРОНЫ Атлантики о событии на корабле, входящем в состав эскорта, которым командовал ваш покорный слуга".

Намек на что-то нечистое, на какую-то закулисную игру? Можно понимать, как хочешь. Адресовав этот витиеватый и туманный комментарий к награждению русского моряка американцам, адмирал повернулся к русским "собратьям по оружию".

- За вашу удачу, господин Арлекин! - бокал был поднят вторично, Маскем ждал ответного жеста от капитан-лейтенанта, но тот бокала не поднял, а медленно заговорил:

- На крейсере, помнится, вы признали за мной право считаться европейцем. В вашем понимании, естественно. Не знаю, как поступают НАСТОЯЩИЕ европейцы в подобных случаях, но я - славянин и не пью со своим палачом даже за удачу, ибо его удача - мое поражение.

Лицо Маскема, как когда-то на крейсере, покрылось краской, потом стало белым, словно простыня.

- Предлагаю выпить... - Капитан-лейтенант повернулся к американцам: Удача - это случайность. Выпьем за неизбежное и закономерное, за победу над фашизмом любого вида и любой национальности. За нашу свободу!