Мишель Хоанг - Чингисхан

Монголы были экзогамны, то есть они искали супружеский союз в другом племени, не имеющем общих предков, и полигамны — многоженцы. Рубрук объясняет это так: «Что же касается их свадеб, то знайте, что никто не женится, не купив себе жену; поэтому девушки иногда достигают довольно зрелого возраста, прежде чем выйдут замуж, так как родители оставляют их у себя до тех пор, пока не продадут. Они соблюдают первую и вторую степень родства. В самом деле, они могут взять в жены одновременно — или одну за другой — двух сестер. У них ни одна вдова не выходит снова замуж, так как они считают, что все, кто им служит в этой жизни, будут служить и в другой. Поэтому, когда речь идет о вдове, они думают, что после смерти она вернется к своему первому мужу. Этим объясняется постыдный обычай: случается иногда, что сын женится на всех женах отца, за исключением собственной матери».

В «Истории монголов» Плано Карпини подтверждает эти матримониальные обычаи: «У каждого мужчины столько жен, сколько он может содержать: у одного сто, у другого пятьдесят или десять, или меньше, или больше. Татарину дозволено жениться на любой женщине из своей семьи, кроме матери, дочери или единоутробной сестры; сестра, рожденная от того же отца или супруги последнего не составляют исключения. Младший брат имеет право взять в жены вдову своего брата, если он этого не делает, на ней должен жениться кто-нибудь другой из членов семьи… После кончины мужа вдова с трудом может заключить новый брак, если ее пасынок отказывается жениться на своей мачехе».

Практика многоженства позволяет предположить, что в племенном монгольском обществе многие мужчины — добровольно или нет — оставались холостяками, так как вряд ли был большой избыток женщин. В самом деле, многоженство было тесно связано с состоянием, только самые богатые могли позволить себе содержать много жен. Оно было также связано с социальным положением, с экономическими интересами семьи, даже с прочностью политических союзов.

Итак, Есугэй, заранее извещенный близкими, может быть, даже собственной супругой, решает предпринять объезд соседних юрт. Хроника сообщает нам, что он встретил на своем пути становище онгхиратов, племени, из которого была родом Оэлун. Вождю кочевников по имени Дэй Сетчэн — Дэй Мудрый — Есугэй изложил цель своего путешествия: найти невесту старшему сыну. На самом деле, у Есугэя были, по-видимому, сведения о хозяине, и он не случайно явился именно к нему.

Дэй Мудрый принял Есугэя доброжелательно и, заметив Тэмуджина, сказал: «У твоего сына — огонь в глазах и свет в лице». Затем он рассказал ему свой последний сон: белый кречет, «держащий одновременно солнце и луну», сел на его кулак. Для него этот сон — предзнаменование их счастливой встречи и кречет может быть только Тэмуджином. Хваля красоту, которой славятся онгхиратские женщины, он решает представить гостю свою дочь — у него тоже есть дочь на выданье. Ей десять лет, зовут ее Бортэ, что означает «Синь неба», — цвет того мифического волка, от которого ведет свое происхождение Тэмуджин. Автор хроники подчеркивает, что девочка была красива, «лицо ее было светлым, а в глазах — огонь».

На следующий день Есугэй попросил для своего старшего сына руку Бортэ. Как человек предусмотрительный, Дэй Мудрый предложил договор: он согласен, но желает, чтобы Тэмуджин жил какое-то время на территории его стана. Без сомнения, он хотел оценить способности своего будущего зятя. Есугэй согласился, дав только один совет: «Мой сын боится собак, не позволяй пугать его собаками».

Устроив таким образом помолвку Тэмуджина, Есугэй поехал верхом в свой стан. В пути он встретит свой трагический конец…

Когда Есугэй возвращался в родную юрту, он должен был проехать мимо места, называемого Chirake'er (Желтая Степь); его удалось установить: это холмы, расположенные между озерами Буйр и Кулун. Там кочевали монгольские и онгхиратские племена. Татары, жившие южнее, видимо, появлялись в этих краях, так как «Хроника» свидетельствует о том, что Есугэй наткнулся на татарское стойбище.

Есугэй спрыгнул с коня. К нему поспешили татары. Некоторые из них еще не забыли лицо вождя рода киятов. Но Есугэй не узнал своих бывших противников. Его угостили напитком, в который постарались добавить медленно действующий смертельный яд. Личная месть или политическое убийство? Неизвестно. Как бы там ни было, на обратном пути Есугэй почувствовал смертоносное действие коварно предложенного питья. В течение трех дней он сумел удержаться в седле, прежде чем слег, найдя приют в юрте онгхиратского стойбища. И тогда очень скоро он почувствовал, что его глаза заволакивает пеленой смерти. Молоденький мальчик Мунлик склонился над умирающим, который только успел сказать: «У меня внутри болит… Позаботься о твоих младших братьях, которых я оставляю маленькими, и о вдове, твоей невестке. Привези моего сына Тэмуджина, о Мунлик, дитя мое». И переписчик «Сокровенного сказания» лаконично добавляет: «Сказав это, он умер».

Последние слова Есугэя были о сиротах, которых он оставлял после себя, о своей молодой вдове и о Тэмуджине, находившемся в семье своей будущей жены. Ничего неизвестно об отношениях Есугэя с теми, кто присутствовал при его последних минутах, в частности, с Мун ликом, которому он поручил привезти Тэмуджина домой. Кажется, мальчик, который был немногим старше Тэмуджина, тотчас же исполнил последнюю волю умирающего и отправился верхом в стойбище Дэя Мудрого, чтобы забрать оттуда маленького Тэмуджина.

Прибыв к Дэю Сетчэну, Мунлик скрыл смерть Есугэя, сказав только, что мальчика очень не хватает отцу. Мудрое решение, так как, став сиротой, Тэмуджин мог оказаться у Дэя Сетчэна на положении полуслуги. Но ему разрешили немедленно уехать. Верный своему слову, очарованный мальчиком, думая, что тот может стать хорошим мужем для его дочери, Дэй Сетчэн берег ее для него в течение четырех лет. Что почувствовал Тэмуджин, когда на обратном пути узнал о трагической кончине отца? Детское горе, омытое слезами, безмолвное отчаяние или боль, тотчас же заглушенную жаждой мести? Об этом «Сокровенное сказание» умалчивает.

Сирота в девять лет, старший в семье, где было много маленьких детей, Тэмуджин узнал трудные дни. Оэлун, его матери, пришлось стать «главой семьи» и ее единственной опорой. С шестью маленькими детьми на руках задача была не из легких, даже если ей помогали немногочисленные слуги. Вскоре ей пришлось испытать на себе жестокий бич патриархальных законов, царивших у кочевных племен. У монголов каждый с рождения является членом рода, племени, прежде чем он становится личностью — так велика роль принадлежности к социальной группе. После смерти мужа Оэлун потеряла всякий авторитет. Есугэю удалось стать во главе своего рода, его воинская слава принесла ему власть над другими родами и соседними стойбищами, но он внезапно умер, и все рухнуло.