Мишель Хоанг - Чингисхан

Так, в 1935 году, Фернан Гренар, биограф Чингисхана, писал: «Он согласился бы с Монтенем, который говорил «величайший шедевр человека — жить вовремя…» Он целиком отдавался, горячо и серьезно, партии, которую играл… Он любил жизнь ради нее самой и не мучил себя поисками ее смысла, он широко наслаждался ею со спокойной веселостью, без развращенной утонченности, без необузданных страстей… Ревниво оберегающий свое достояние и свои права, но щедрый, расточительный с другими… Он высоко ценил свое величие и славу, но без высокомерия и тщеславия».

Или, несколькими годами позднее, Владимирцов: «Чингисхан предстает перед нами как воплощение степного воина со своими инстинктами выгоды и грабежа. Только исключительная сила воли позволяла Чингисхану обуздывать свои инстинкты, укрощать их ради достижения высших целей… Чингис неизменно отличался великодушием, благородством и гостеприимством… Но Чингисхана привыкли изображать жестоким деспотом, коварным и ужасным… Он никогда не совершал бессмысленно жестоких поступков… Чингис не мог и не хотел быть просто убийцей…, это не мешало ему время от времени предаваться разрушениям…, если эта мера была продиктована военной необходимостью».

Рене Груссэ также нарисовал достаточно лестный портрет монгольского хана. Считая, что кровавые эпизоды завоеваний Чингисхана порождены «скорее жестокостью среды, самым грубым тюрко-монгольским всеобщим ополчением, чем природной жестокостью», он подчеркивает, что массовые убийства являлись частью «военной системы» кочевников против оседлых народов. Не ставя под сомнения грабежи и убийства завоевателя, автор «Империи степей» изображает его как «трезвый ум, полный здравого смысла, замечательно уравновешенный, умеющий слушать, надежный в дружбе, великодушный и сердечный несмотря на свою строгость, обладающий прекрасными качествами руководителя, имея ввиду руководство кочевыми народами, а не оседлыми, экономику которых он плохо себе представляет… Наряду с варварскими и ужасными чувствами, мы находим в нем бесспорно возвышенные и благородные стороны, благодаря которым… он занимает свое место в ряду человечества».

Принимая, в основном, мнение Груссэ, Луи Амби в 1973 году добавляет: «Никогда он [Чингисхан] не отправлялся в поход без одной из своих жен. Он был спокойным человеком, хладнокровным, не склонным к вспыльчивости, владеющим собой и проявляющим свою волю так естественно, что ей редко противились. Он интересовался верованиями побежденных народов, не отдавая предпочтения тем или другим, считая, что все правила морали хороши, нет такого, которое следовало бы предпочесть другим… Таковы были корни его успеха и величия; никогда ни один человек не достигал такой степени могущества и не испытывал от этого меньше гордости».

Наконец, тюрколог Жан-Поль Ру пишет в своей недавно вышедшей «Истории тюрков», что «у Чингисхана и его близких нет ни особенного вкуса к убийству, ни садизма, ни утонченной жестокости. Это всего лишь замечательно хорошо организованные варвары, следующие системе даже в ее крайних проявлениях. Они ведут войны, так как быть убийцей или жертвой для них естественное состояние… Их действия можно было бы сравнить с действиями какой-нибудь державы, владеющей атомной бомбой и решившейся ее применить: они не боятся ответных мер, так как у них нет городов. Не проявляя особенной жестокости, они служат прежде всего собственным интересам».

Можно ли в самом деле говорить, как Рене Груссэ, что Чингисхан обладал «трезвым умом» и «замечательной уравновешенностью», или как Владимирцов, что монгольский государь «ни в коей мере не отличался кровавой жестокостью», или утверждать, как Амби, что он был «спокойным человеком, хладнокровным, не склонным к вспыльчивости?» Эта относительная снисходительность к завоеваниям монгольского хана удивляет, так как итог разрушений, причиненных монголами, был чрезвычайно тяжел: Вернадский не так давно подсчитал, что человеческие потери на театрах внешних военных операций Монголии измеряются многими миллионами жизней.

При современном состоянии источников человека трудно увидеть, еще труднее описать и понять. На каждом повороте его судьбы может появиться новая подробность и присоединиться к тому сложному набору элементов, который представляет собой наш герой.

Человек был бесспорно self made man [25] Сам себя создал. . Если он претендовал на принадлежность к аристократическому роду, невозможно утверждать, что он был «царского» происхождения. Его отец, Есугэй, был багатур (смелый), основавший свой собственный род, род Борджигина, со своей родней и небольшим числом приверженцев, которых он водил не без успеха в отчаянно смелые вылазки против татар и рузгенов. Тэмуджину не долго пришлось пользоваться отцовской защитой: его не стало, когда сын был еще ребенком, и смерть Есугэя привела к социальному упадку рода и его разобщенности.

Семейную ячейку спасла Оэлун, вдова Есугэя, — ее энергия и мужество; ей пришлось самой руководить домочадцами. Необходимо подчеркнуть важную роль, которую Оэлун будет играть в жизни Чингисхана. Она никогда не отступится, даже когда ее сыновья, и особенно старший, завоюют власть и славу. При любых обстоятельствах она сумеет их отчитать, даже в присутствии свирепых воинов. Году в 1206-м, когда Чингисхан заподозрит своего брата Джучи-Казара в тайных интригах, направленных против него, и велит его арестовать, Оэлун вмешается и, как сообщает «Сокровенное сказание», Чингисхан произнесет эти слова-признание: «Я боюсь матери: мне перед ней стыдно». Чем вызвана эта покорность: властностью и силой характера Оэлун или убийством своего сводного брата Бектэра? Во всяком случае, Чингисхан, кажется, боялся матери до самой ее смерти.

По совету Бортэ, своей супруги, Чингисхан принял бесповоротное решение порвать со своим другом детства Джа-мукой. Вы помните, что смущенный поведением своего anda Чингисхан обратился за советом к матери, но вмешалась Бортэ и решила разлучить мужа с его товарищем по оружию. Может быть, благодаря Бортэ будущий хан сумел пойти своим путем, став, таким образом, явным соперником Джамуки.

Еще один эпизод, который мы уже приводили, свидетельствует о том, что Чингисхан внимательно прислушивался к мнению женщин: накануне выступления в поход против империи Хорезм Есуй убедила его решить вопрос о преемнике. И Чингисхан, победитель татар и кераитов, покоривший императорский Китай эпохи Цзинь, уступает доводам своей сожительницы. Более того, он публично заявляет, что ценит ее слова, — слова, подчеркивает он, которые никто из его близких никогда не посмел при нем произнести!