Пако Тайбо II - Гевара по прозвищу Че

Эти пять лет, как выяснилось, уложились в четыре года. Фидель так и не смог остановить Че или как-то сдержать его. А Че вполне мог вспомнить о старом обещании, которое Фидель когда-то давным-давно — еще в Мексике — дал ему. "Когда он присоединился к нам в Мексике, — вспоминал Фидель, — он просил только об одном: "Все, чего я хочу после триумфа революции, это отправиться на борьбу в Аргентину, и пусть меня не связывают никакими запретами или raisons d'eta [16]". И я дал ему такое обещание. Ведь, помимо всего прочего, тогда никто не знал, выиграем ли мы войну и кто останется в живых".

Фидель был вынужден согласиться с решением нетерпеливого Че отправиться в Африку. Гевара был готов безо всякой предварительной подготовки ввязаться в борьбу в Латинской Америке. По крайней мере, кажется, что сам Фидель считал именно так: "Поэтому мы поручили ему руководство действиями группы, отправившейся на помощь революционерам в страну, которая теперь носит название Заир". В другой раз Фидель сказал по этому же поводу: "Ему были поручены другие задачи, которые должны были обогатить его партизанский опыт".

Спустя месяц Че (со словами: "Пора сунуться в Африку") изложил свои самые веские аргументы в пользу поездки в Конго Виктору Дреке, которого выбрал в качестве своего заместителя, и Пабло Ривальте, послу в Танзании. Вот что рассказывал об этом Дреке:

"Почему мы выбрали Конго? Почему не Анголу, Мозамбик или Гвинею? Потому что в Конго были, как казалось, подходящие объективные условия. Совсем недавно состоялась резня в Стэнливиле. В португальских колониях положение было иное, борьба там, по видимости, находилась еще в стадии зарождения. В Конго имелись две особенности: Браззавиль попросил у нас помощи, а партизаны, оснащенные большим количеством китайского и советского оружия, освободили огромный кусок территории бывшего Бельгийского Конго. Даже географические особенности там были хороши".

Ривальта добавил к этому: "Конго могла стать фундаментом — а вернее, своего рода детонатором, — для революционного подъема во всех африканских странах. Боевые действия, обучение партизан и развитие освободительного движения в Конго с пользой сказались бы повсюду, и особенно в Южной Африке".

Если окончательной целью была революция в третьем мире то в импровизированных планах Че имелась какая-то геополитическая логика. С другой стороны, признаки сближения Кубы с Советским Союзом в раздорах последнего с Китаем могли очень не понравиться ему.

Но факт заключается в том, что решение он принял быстро. 16 марта, всего-навсего через два дня после возвращения в Гавану, Че передал Густаву Росе письмо для своей матери Селии, в котором сообщал, по словам Рохо, что предполагает выйти из состава революционного правительства Кубы. В течение тридцати дней он якобы намеревался рубить сахарный тростник, а затем пойти работать на фабрику на пять лет, чтобы изучить производство изнутри. (Письмо от сына попало к Селии лишь через месяц.)

В тот же день к Че в министерство зашел Роберто Фернандес Ретамар; он хотел забрать сборник стихов, который на время дал Че в аэропорту Шэннон. Поэта принял Манреса и сказал гостю по секрету, что майор попросил его перед возвращением книги переписать одно из стихотворений. "Какое?" — с любопытством спросил Ретамар. Оказалось, что это было "Прощай!" Пабло Неруды.

В конце марта Че совершил целый ряд довольно необычных поступков. Он раздал друзьям книги и различные личные вещи, которые те одолжили ему, переводил пленку за пленкой, делая фотографии, и написал даже больше писем, чем обычно. Он провел только одну публичную встречу, зато имел несколько частных бесед со своими коллегами. Среди тех, с кем он встречался, был Рауль Малдонадо, которому предложили уйти с работы в Министерстве внешней торговли, так как сочли его прокитайски настроенным. Малдонадо вспоминал: "Я пришел повидаться с Че и застал его лежащим на полу — он делал физические упражнения. Он сказал мне: "Революционер не уходит в отставку". Но я не уходил в отставку, я был уволен".

На совещании в Министерстве промышленности, состоявшемся 22 марта, Че обстоятельно рассказал о своей поездке по Африке, особо остановившись на африканском влиянии, проявляющемся в повседневной жизни Кубы, в кубинской живописи, музыке и ремесленных промыслах. Вплоть до самого конца совещание шло, ничем не отличаясь от любого другого. И лишь под занавес Че объявил, что на некоторое время уедет в Камагуэй рубить сахарный тростник. Присутствовавшие поспешили сразу же высказать сожаление по этому поводу, но Че рассеял их сомнения, сказав, что в министерстве есть способные кадры да и дела в целом идут вполне благополучно, без особых проблем.

Совещание закончилось в 11.30 дня. Гравалоса видел потом, как Че в обществе своего пса Муральи, счастливого рядом с хозяином, не спеша шел по коридору.

Одно из последних свидетельств об этих днях оставил министр иностранных дел Рауль Роа:

"Он вертел в руках черный берет, украшенный сияющей звездой, смакуя ароматный дымок своей сигары... внезапно встал, экспансивным жестом потряс мою руку и сказал тоном прощания: "Завтра я собираюсь на месяц в провинцию Орьенте рубить тростник". - "Эй, разве ты не едешь с нами?" — "Нет, не в этот раз". И как всегда просто, своей характерной походкой, часто дыша, он ушел, приветствуя каждого, кто попадался ему на пути через сад министерства".

Че встретился также с одним из своих молодых сотрудников Мигелем Анхелем Фигерасом, "чтобы обсудить последние выпуски журнала "Нуэстра индустриа экономика". Я высылал ему в Нью-Йорк и Алжир 13-й и 14-й номера. Последний раз мы разговаривали в ночь с 25 на 26 марта. Мы были одни; сотрудники министерства отправились на добровольную работу. Он был очень расстроен тем, что империалисты сотворили в Конго, и сетовал на то, что Чехословакия и СССР продают оружие освободительным движениям: "Это не социализм, даже не что-то подобное ему; они должны были просто дать его". Он спросил меня: "Что вы получили для пятнадцатого номера журнала? ...Пусти статью, опубликованную в "Марче", потом часть статьи Альберто Моры, в которой он нападает на меня и поддерживает материальное стимулирование, пусти статью Манделы и еще пусти статью аргентинского социолога о человеческом характере и побудительной проблеме". И еще он сказал мне: "Как угодно выпроси кусок статьи одного из вице-президентов Форда, где разъясняются методы развития кадров". Это была статья Якокки. А потом, черт возьми, Аргентинец ушел, а мне партия задала вопрос: "Кто велел тебе печатать этот кусок?"

Гравалоса в последний раз увидел Че, находясь в карауле, за пределами Министерства промышленности. Че шел в обществе Карденаса, Алейды и Муральи. На спине у него был рюкзак, а на поясе висел мачете рубщика тростника. Когда они прощались, водитель включил радио; шла полуночная программа, играли танго. Звучало "Адиос мучачос" ("До свидания, мальчики"). Че ощутил театральность происходившего, попросил выключить радио и так ушел, под слова "двадцать лет — это ничто" с лихорадочно блестящими глазами, провожаемый музыкой, плывущей в воздухе по улицам Гаваны.