Владислав Бахревский - Савва Мамонтов

Чужестранный элемент, отсутствию которого Елизавета Григорьевна радуется, это приглашенные со стороны певцы и музыканты, наполнявшие дом во время постановки «Алой розы».

1 сентября, в день рождения Елизаветы Григорьевны, среди гостей — Антокольский, он вернулся с кумыса и направляется в Биарриц для дальнейшего лечения. Здоровье пошатнулось, а дела идут хорошо. В мае в Парижском Салоне выставлял «Спинозу» и «Мефистофеля» — успех, начал «Христианскую мученицу», или «Не от мира сего».

— Наверное, уже готова, а облизывать пять лет будешь, — усмехнулся Савва Иванович.

— Может быть, и пять, — согласился Мордух.

…Завершит «Христианскую мученицу» Антокольский только в 87-м году, а в 93-м ее приобретет Павел Михайлович Третьяков. «Мученица» и впрямь окажется мученицей. Статую в Петербурге уронят, она расколется…

Антокольский уехал, а на порог — новый гость.

В чудные сентябрьские дни 1884 года у Мамонтовых в Абрамцеве четыре дня жил Суриков с женой и детьми.

О том, что будет опера, Савва Иванович объявил неожиданно, за обедом, когда никого чужих не было, если не считать ставшего своим Кроткова.

— Мама, мы завтра едем в Киев, а потом, пожалуй, и в Тифлис, — сказал Савва Иванович.

И назавтра уехали. Набирать актеров.

В Киеве были недолго, а в Тифлисе задержались. Савва Иванович увидел на сцене знакомое лицо.

— Татьяна Любатович, — показал он Кроткову, — мне ее из консерватории присылали для «Виндзорских кумушек». Послушаем, что сталось с девой.

Давали «Кармен». Сразу стало ясно. Хозе без голоса, отбывает номер, сопрано — Микаэла тоже пустое место.

— Одна Любатович оперу на себе везет. — Савва Иванович растрогался. — А бас-то у них хороший. (Заглянул в программу.) Цунига — Бедлевич. Подходит?

— Очень уж молодой, — посомневался Кротков.

— Так и слава тебе Господи! Нам, Кротков, глина нужна, материал податливый…

Через день слушали «Русалку». Любатович пела Наташу.

— Мы начнем с «Русалки», — сказал Савва Иванович. — Смотри, Кротков, слушай. Не грех и записать, если будет что-то, достойное внимания.

О Любатович сказал:

— Искренний человек. Пение истинно русское, задушевное. Узнай, Кротков, каково ее жалованье, какую неустойку надо будет платить.

Были еще на «Евгении Онегине». Любатович пела Ольгу.

— Она моя! — сказал после спектакля Савва Иванович. — Изящно вела роль. Игриво, но деликатно. Она моя, Кротков. Меццо-сопрано у нас есть.

К певице Мамонтов приехал на квартиру. Высокая, тяжелые богатые волосы, собранные в косу. Лицо русское, милое.

— Здравствуйте, Татьяна Спиридоновна! Я за вами.

— За мной?!

— Я хочу увезти вас в Москву. Открываю Частную оперу.

Пауза была такая короткая, но молния проскочить успела.

— Я согласна, — сказала Любатович и вспыхнула, и, чтобы хоть как-то объяснить свою несерьезность, улыбнулась: — Я помню наших «Кумушек».

— Мне нужен еще Бедлевич. Вот условия контракта. Труппу беру на три сезона.

Жалованье Савва Иванович предлагал не очень большое, но пожить на одном месте для кочующих актеров было соблазнительно.

Савва Иванович любил ковать железо, пока оно горячо. Вернувшись в Москву, тотчас отправился в Петербург. Певец, студент консерватории Ершов, уже принятый в Театр Кроткова, нашел замечательное сопрано, дарование, совершенно неиспорченное сценой. Этим дарованием оказалась, как и сам он, студентка Петербургской консерватории Надежда Васильевна Салина. Девятнадцать лет, сильный голос, красота молодости.

К Салиной Савва Иванович тоже явился на квартиру вместе с Ершовым. Она открыла дверь, и сердце у нее дрогнуло от неведомых предчувствий. Этот плотный, с тяжелым взглядом человек прошел в ее комнату по-хозяйски.

— Ну-ка спойте мне что-нибудь, — сказал он бесцеремонно, но как-то по-свойски, как равный. Увидел на рояле открытый клавир: — «Русалка»! Это знак! Первое трио знаете?

Обомлевшая Наденька только головой кивнула.

— Аккомпанировать можете?

— Могу.

— Тогда начнем поскорее. Ершов споет Князя, я подтяну Мельника.

Наденька села к роялю, поставила ногу на педаль: дрожит.

Спели. Мамонтов посмотрел в глаза певице:

— Я пришел пригласить вас для большого дела, Наденька. Есть русские композиторы, есть замечательные русские голоса, но русской оперы нет. Это несправедливо. Я зову вас потрудиться вместе со мною над русской оперой.

— Но я не умею!.. — Наденька дрожала. — Моя мама была актрисой, я выросла в театре, но я всегда боялась сцены. Я хочу закончить консерваторию.

— Великолепно! — воскликнул Мамонтов. — Не были на сцене, значит, не надо вышибать из вас заученных шаблонов. Можно только радоваться, что вы не закончили консерватории. Закончить нашу консерваторию — это означает превратиться в посредственность. Голос у вас природный, сцена доведет его до совершенства. Я одно обещаю твердо: у нас вы станете художником. Консерватория через год-другой превратит вас в скверно поющую куклу. Наденька, вы нужны Частной опере. Решайтесь, и как можно скорее.

Первая репетиция состоялась в доме Дюгомеля на Никитском бульваре. Группа солистов оказалась очень небольшой. А. Галенбек — драматическое сопрано, Л. Пальмина и Н. Салина — лирическое сопрано, Т. Любатович — меццо-сопрано, В. Гнучева — контральто. Тенора — Г. Ершов, Н. Миллер, баритональный тенор — Л. Лавров. Баритоны — М. Малинин, А. Державин, Г. Горячев. Басы — А. Бедлевич, М. Скуратовский, бас-профундо — С. Власов. Дирижером был приглашен Иосиф Антонович Труффи, без итальянца не обошлось.

К удивлению артистов, Савва Иванович волновался.

— Господа! О Театре Кроткова знаем пока что мы с вами. Для зрителя театр — новость, и только от вас зависит, будет ли эта новость приятной. Без репертуара начинать дело нельзя. Надо подготовить по крайней мере три спектакля. Предлагаю избрать нашей визитной карточкой «Русалку», с нее начнем. Вы должны помнить, господа, мы не только Частная опера, мы прежде всего — русская опера. Приучить москвичей к русской опере непросто, а чтобы зритель все-таки шел в наш театр, возьмем «Фауста» и «Виндзорских кумушек». Хочу сразу же сообщить о безусловном и обязательном для всех требовании. Каждый участник нашего спектакля должен знать оперу от первого взмаха дирижерской палочки в увертюре до последнего в финале. Опера — не концерт в костюмах на фоне декораций. Придет время, оно не за горами, когда театр, по крайней мере, драматический, станет храмом для большинства народа. Драматическому театру, однако, никогда не сравниться с оперой по силе воздействия на чувства. Опера должна стать проповедью красоты. За работу, господа!

Тотчас началась репетиция. Распределили роли. Мельник — Бедлевич, Князь — Ершов, Наташа — Салина, княгиня — Любатович, Ольга — Пальмина. Чтобы другим членам труппы было над чем работать, распределили роли и в «Фаусте»: Фауст — Миллер, Мефистофель — Скуратовский, Маргарита — Галенбек, Зибель — Любатович, Валентин — Малинин.