Эндель Пусэп - Тревожное небо

— Живо! Давай сюда!

Я едва успел встать, как он схватил меня и столкнул вниз. Падая, больно ударился о что-то плечом и оцарапал щеку. Стараясь не шуметь, устроился поудобнее и стал вслушиваться в разговор над головой.

— Хайль Гитлер, — услышал я дребезжащий голос, — зи геррист псковски комендатур. Ты организирт ему не мала цванциг скотина. Жирный скотина. Ты понимайт?

— Все понял, герр группенфюрер. Но я обязан вам доложить, что поблизости появились опять партизаны. Может быть можно немного подождать, пока они уйдут? А то, неровен час, заберут они всю нашу скотину, — докладывал староста почтительным голосом.

— Что ты понимайт? Ничего ты не понимайт? Храбрый дейчесолдатен очистит все этот бандит в двадцать четыре часа, — повысил фашист голос, а мне думалось, что раскричался он от страха перед партизанами.

— Как прикажете, — согласился староста, — мой долг вас предупредить.

— Завтра вечером будет здесь ейнундцванциг скотина. Все остальное делает мой храбрый дейче солдат.

Голоса умолкли, скрипнула дверь. Вскоре я услышал опять над головой шаги, люк открылся:

— Вылезайте, товарищ Шамрай.

Я не поверил своим ушам! «Товарищ…» Выбрался наверх. Стою. Молчу. Жду, что будет дальше. Заметив на моем лице кровь, староста достал из настенного шкафчика армейский индивидуальный пакет и наложил повязку.

— До свадьбы заживет, — улыбнулся он мне, — была бы голова на плечах… А ведь в такое время ее очень легко потерять… Ну, что ж, придется вам тут переждать день-другой. Лучше места, чем этот подвал, я вам предложить не могу. Там и солома есть, можно будет поспать.

Я поверил, что это наш человек и фашистам меня выдавать не собирается. Поможет добраться и до партизан.

— Но… кто же вы в самом деле? — не утерпел я.

— Староста. Я же сказал. А впрочем, любопытствовать сейчас не следует. Много захочешь знать — дорого можешь поплатиться…

Накормив меня, дядя Ва, ня снял с гвоздя старую овчинную шубу.

— Вот, возьмите и залезайте в подпол. Надо поспать. Набирайтесь сил, они вам еще пригодятся. Ох, как пригодятся!

Я последовал его совету и вскоре уже храпел на шуршащей соломе.

Пока я спал, комендант организовал уже с раннего утра прочесывание придорожных кустарников и леса.

Дядя Ваяя крутил не переставая ручку старомодного, привернутого к стене телефона. Передавал распоряжения всем деревенским старостам, чтобы к вечеру из каждой деревни по одной (а где и по две) телке и корове были доставлены к нему, в волостной центр.

— Телки чтоб были годовалые, а коровы — жирные, — наказывал он.

Телефонная трескотня разбудила меня, и я полез наверх. Только успел приоткрыть люк и высунуть голову, как в заднюю дверь постучали. Староста, отодвинув задвижку, приоткрыл дверь, и я увидел вчерашнюю «тетю Веру». Перемолвившись вполголоса несколькими словами со старостой, девушка тут же удалилась.

Весь день приводили заплаканные женщины во двор к старосте телок и коров. К вечеру прибыли полицаи, выставив на ночь круговую охрану. Сам староста только раз за этот день заглянул ко мне в подпол, чтобы передать еду — хлеб и молоко.

Перед уходом наказал, чтобы я сидел тихо и без его зова не выходил. Потерпи, мол, еще денек, а там все образуется.

Проспал я там и вторую ночь. А на второй день, уже в полдень, дядя Ваня выпустил меня из погреба, а сам стал кому-то по телефону докладывать, что партизаны перебили охрану и угнали с собой всю скотину…

Сам смотрит на меня, а глаза смеются. Видать, что все это его совсем не огорчает.

…Тут Шамрай умолк. Воспользовавшись затянувшейся паузой, я спросил:

— А где же остальные члены вашего экипажа?

— Не знаю. От Андрея я узнал, что бортмеханику и еще кому-то удалось бежать. Староста это подтвердил. А что с ними стало, никто не мог сказать. В том отряде, куда меня проводила Вера, партизаны также ничего о них не знали.

…Лишь после войны мы узнали, что двое из экипажа Шамрая, пройдя далеко на север, дошли до новгородских лесов и после долгих поисков добрались до местных партизан.

А много лет спустя узнали мы и то, что штурман Ткаченко и остальные члены экипажа провели много страшных месяцев в фашистских лагерях смерти, в Дахау и Маутхаузене…

Узнали и о том, что уже после победы им еще долго пришлось проходить проверку.

Над оккупированной Европой

Вернемся к весне 1942 года. После провала плана Гитлера — захватить с ходу Москву — и разгрома немецко-фашистских армий в декабре-январе, на фронтах наступило относительное затишье. Боевые полеты, однако, продолжались. Мы бомбили передний край и ближайшие тылы вражеских войск, «обрабатывали» железнодорожные узлы, аэродромы и укрепленные районы фашистов, время от времени сбрасывали подкрепления, боеприпасы и медикаменты партизанам.

В середине апреля командующий Авиацией дальнего действия генерал-лейтенант Александр Евгеньевич Голованов вызвал неожиданно в штаб командира корабля Сергея Александровича Асямова, штурманов Александра Павловича Штепенко, Сергея Михайловича Романова и меня.

В кабинет командующего адъютант пригласил нас всех вместе. Поздоровавшись со всеми и рассадив нас, генерал стал медленно прохаживаться по мягким коврам кабинета. Остановившись перед нами и внимательно вглядываясь в наши лица, он приступил прямо к делу.

— Вам поручается выполнение важного задания, — полетите за границу. Тщательно проверьте материальную часть, чтобы ни сучка, ни задоринки. О готовности доложите. Срок вылета будет дан дополнительно.

За границу? Куда? Зачем? Идя к командующему, мы и представить себе не могли, что получим такое задание.

Посмотрев еще раз на наши удивленные лица, генерал улыбнулся и, пожав всем руку, отпустил.

… Много лет спустя выяснилось, что это задание генерал Голованов дал нам по поручению И. В. Сталина.

После одного из совещаний Верховный Главнокомандующий Сталин, отпустив всех остальных, спросил у Голованова:

— Как вы считаете, сколько нужно времени, чтобы долететь до Квебека, остановиться там на пару дней и вернуться обратно?

Генерал ответил, что при самых благоприятных условиях это займет дней десять-двенадцать.

— А при неблагоприятных?

— На этот вопрос вряд ли вообще можно ответить, товарищ Сталин. Даже умеющему летать в любых условиях погоды летчику могут отказать в разрешении на посадку, — ответил Голованов.

Удовлетворил ли такой ответ Верховного Главнокомандующего, осталось неизвестным, но несколько недель спустя, оставшись с глазу на глаз с Головановым, он снова спросил:

— Как лучше и скорее добраться на самолете до Вашингтона?

Генерал не смог сразу ответить и попросил время для разработки возможных вариантов такого полета. Сталин согласился, наказав держать этот разговор в строжайшем секрете.