Збигнев Войцеховский - Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины

– Я очень уважаю мнение этого синьора и с удовольствием почитаю письмо в другое время. Но у меня уже есть сложившееся мнение о вас.

– Но вы же, Артем Александрович, ни разу не были на моих выступлениях, – заметил Иван.

– Мне и не нужно было этого делать, – Никитин поискал взглядом, вытащил из стопки папку с завязками, на которой было выведено каллиграфическим почерком «Иван Поддубный. Атлет. Севастополь».

Артем Александрович раскрыл ее. Внутри Поддубный увидел газетные вырезки, некоторых статей он и сам в глаза не видел.

– Удивлены? – почти по-приятельски усмехнулся Никитин. – Я давно слежу за вами, и не за вами одним, – он указал взглядом на другие папки. – Естественно, не сам. Для этого есть специально обученные люди, которые просматривают всю российскую и частично европейскую прессу, делают, сортируют вырезки. Я только читаю. Вот здесь, – он похлопал ладонью по папке, – история всех ваших побед и поражений.

– Поражений не было, – вставил Иван.

– На ковре не было, – загадочно уточнил Никитин. – Именно поэтому я остановил свой выбор на вас. Я готов подписать с вами контракт. Мне известно, сколько платил вам синьор Труцци, и могу сказать, что условия были просто кабальными. Борец вашего класса должен получать куда больше. Также мне известно, сколько синьор Труцци вам обещал, чтобы вы остались в Севастополе. И, учитывая, что вы отказались, готов вам предложить…

Никитин говорил быстро, то ли просто ценил свое время, то ли стремился напором взять Поддубного, как тот сам делал во время схваток. Ивану казалось, что в его жизни нет ничего тайного для Никитина.

– Я согласен, – произнес он.

– Контракт подпишете завтра в конторе, – пообещал Артем Александрович. – Плюс жилье за счет цирка. Многое в своей карьере вы делали правильно, но главное-то упустили.

– Вы о чем? – напрягся Поддубный.

– Вы в первую очередь борец и только во вторую – артист.

– А как же иначе?

– Должно быть наоборот.

Поддубному не понравился разговор, он уже имел подобный с синьором Труцци, а потому сразу же заявил:

– Никаких договорных схваток не будет. Только честная борьба. Это мой принцип. И попрошу это указать отдельным пунктом в моем контракте.

– Укажем, укажем. Но я не это имел в виду, – примирительно произнес Никитин. – Артист – прежде всего узнаваемый образ. Зритель должен лишь мельком бросить взгляд на афишу и тут же узнать вас. Вы должны быть узнаваемым с первого взгляда, уникальным.

– Меня в Севастополи узнавали на улицах, – возразил Поддубный.

– Даже ваш силуэт должен стать узнаваемым. А посмотрите сюда, – Никитин стал выкладывать вырезки из газет. – Вы выглядите, как и сотни других борцов, в вас нет изюминки. Нет образа.

– Что же делать?

– Создать его, чем мы сейчас с вами и займемся. Я уже сделал наброски. Для начала вам следует отрастить усы. Вот такие. Ведь вы потомственный казак. А какой же казак без усов, – Никитин карандашом пририсовал на небольшой афише с изображением Поддубного лихо закрученные усы. Нравится?

– Я никогда не носил усов, – засомневался Иван, он смотрел на подновленный портрет и не узнавал себя.

– Отрастите и привыкнете, – поспешил успокоить его Никитин. – Именно такие, как я вам нарисовал. В чем вы выходите на ковер?

– В трико, как и положено.

– В трико вы боретесь и выступаете, а перед этим что на вас надето?

– Как и у всех, халат.

– К черту халат. Теперь вы станете выходить в бурке с галунами, а на поясе у вас будет висеть кинжал. Мой художник уже сделал эскиз, – с этими словами Никитин развернул скрученный в трубку лист бумаги.

На нем был изображен Иван в образе казака, с лихо подкрученными усами, в бурке с кинжалом и в папахе.

– Согласитесь, так будет лучше. Вас уже ни с кем не спутаешь.

Поддубному было сложно что-либо возразить. Никитин был прав.

– Попытаюсь измениться.

– Даю вам две недели на то, чтобы отрастить подобающие усы. Бурку с кинжалом найти – не проблема, а потом я устрою вам встречу с газетчиками. О вас напишут, и только потом выйдете на манеж. Успех гарантирую. Я умею зажигать звезды, – пообещал Никитин. – Предупреждаю, у нас много гастролей, постоянные поездки по большим городам. Скучать вам не придется. А теперь попрошу к столу.

За едой немного поговорили о делах, о предстоящих выступлениях, но затем беседа перешла в другое русло. Жена Никитина, Юлия Михайловна, поинтересовалась, откуда родом Поддубный. И он принялся рассказывать о своей Красеновке. Немолодая умная женщина слушала внимательно, улыбалась.

– … я чувствую, вы очень любите родные места, – сказала она.

– Я туда обязательно вернусь жить, – произнес Иван.

Он сразу же ощутил доверие к этой женщине, она умела не только говорить, но и обладала более ценным даром – умела слушать и понимать собеседника.

На прощание она поинтересовалась, кто любимый писатель Ивана. Тот, к своему стыду, вынужден был признаться, что почти не читает книжек, только специальную литературу по атлетизму.

– Помилуйте, но это не правильно. Вы просто не пробовали читать хорошие книжки.

В этих словах не прозвучало превосходства образованного человека над самоучкой, в них не было ничего обидного.

– Погодите, я сейчас принесу, – Юлия Михайловна ненадолго вернулась в комнату и принесла оттуда томик Гоголя. – Вот, почитайте. Николай Васильевич из ваших мест. Вам должно понравиться. Начните с «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Наша библиотека всегда к вашим услугам.

Юлия Михайловна угадала с книжкой. Поддубный прочитал ее залпом, благо у него были две свободные недели на отращивание усов, и не стоило беспокоиться о том, что завтра придется рано вставать. Жена Никитина вскоре стала кем-то вроде духовного наставника Ивана. Она умела очень просто растолковать ему мудреные вещи, вовремя подсовывала книжки, которые ложились ему на душу. Поддубный теперь с удовольствием слушал, как она музицирует. Артем Никитин был рад такому неожиданному сближению, ведь умный артист – лучше, чем просто талантливый.

Идея изменить облик Поддубного удалась на славу. Накануне первого выступления в киевском цирке – Никитин, как и обещал, устроил Ивану Максимовичу встречу с газетчиками. Конечно же, за будущие статьи платил директор цирка. Большинство вопросов были предварительно согласованы, Ивану дали примерные тексты ответов. Но в ходе общения Поддубный разговорился, стал импровизировать. Это было примерно то же, что выйти на манеж. Общая канва выступления ясна, но всегда найдется место и неожиданному повороту.

– Иван Максимович, – поинтересовался один из газетчиков. – Это правда, что нет человека сильнее вас?

– Есть, – ответил Иван, не задумываясь.