Алла Сурикова - Любовь со второго взгляда

Конечно, организовать съемку в таком многолюдном месте было намного сложнее, чем на задворках. Но я довольно жестко сказала нашему Фрицу: только здесь! И сделал, и организовал. И в дальнейшем уже не пытался подсунуть нам чего-нибудь «третьего сорта».

На этом же объекте, давшемся нам с таким трудом, серьезной опасности подвергся звукооператор Олег Зильберштейн. Он забыл взять из Москвы фонограмму, под которую снимался этот — эпизод. Выход мы, конечно, нашли, но я Олега чуть не утопила, сопровождая свою угрозу текстом, полным поисков в области «изящной словесности».

К сцене «Обжорство Лямкина в дорогом ресторане» голландская группа приготовила вкусные и дорогие деликатесы: устрицы, семга, икра — а эпизод не «выруливал» на обжорство. Ильину было некомфортно, недоставало чего-то узнаваемого, нормального, нашего… Поддевающий вилкой устрицы, он никак не производил впечатления эдакого Гаргантюа.

— Ну, конечно же, «маккарони»! — сообразил Ильин.

Пришлось срочно посылать в магазин за спагетти. И горячая гора макарон помогла Ильину победить. Хлюпающий спагетинами Лямкин стал выглядеть настоящим обжорой, а голландцы терпеливо знакомились с загадками «рашен-калабашен».

Лямкин собирался сесть в тюрьму в столице Нидерландов — Амстердаме. «По тундре, по широкой по дороге, где мчится поезд Воркута — Амстердам»…

Нас отговаривали:

— Зачем вам Амстердам? Это европейская помойка! Там на улицах валяются бомжи и курят марихуану.

Но время, когда любую «заграницу» снимали в Таллине, прошло. И если автор прИдумал Голландию, значит, он ее прОдумал.

Правда, наш Амстердам мы собирали по разным городам. Тюрьма находилась в Алкмаре, а Голландия в миниатюре — в Гааге, уличные сцены проще снимать в Харлеме, а жить в мае дешевле всего в курортном городке Эгмонде ан Зее. Потому голландский город Лямкина мы собрали из пяти городов (конечно же, и Амстердам в том числе).

Амстердам — это никак уж не помойка. Это — свобода. Свобода и комфорт.

Там никто друг другу не мешает. На улицах Амстердама все движутся в разных направлениях — машины, велосипедисты, мамы с колясками. У всех одна забота — не доставить неудобств тем, кто движется рядом.

Не мешать! Уважение к человеку — вот принцип их жизни.

Как-то к нам на съемочную площадку забрел случайный сильно подвыпивший прохожий и стал на густом голландском языке объяснять, что он думает о кино вообще и о нас в частности. Случись это на просторах нашей родины, он получил бы пинок под зад с двойным ускорением и давно высказывался бы в другом месте. У голландцев другой подход: там вообще нельзя кричать на людей. Заблудшему дали спокойно высказаться. Двое вежливых полицейских долго ждали, пока он иссякнет, а затем уговорили его изменить маршрут. Тот задумался и после колебаний согласился.

Каждое утро мы ехали из отеля к месту съемок одной и той же дорогой. И каждое утро на оживленном перекрестке все движение замирало. Из-за одной симпатичной парочки. Дорогу не спеша пересекали два молодых петушка. Видимо, с ближайшей птицефермы. Вот такой у них был маршрут прогулки. Они шли важно, с достоинством; знали точно — никто не обидит. Все машины терпеливо ждали, пока птички продефилируют на другую сторону.

Эти два петушка с обостренным чувством собственного достоинства — вот для меня самая яркая реклама страны под тройным названием: Нидерланды, Голландия, «Дач»…

Сначала мы с трепетом отдавали для ознакомления наш сценарий голландским партнерам: вдруг откажутся работать из-за оскорбления Королевы — Лямкин пририсовывает усы к портрету Ее Величества.

Потом со страхом снимали этот эпизод на пляже среди всего честного голландского народа — вдруг и в самом деле заметут нас всех в тюрьму!

Но… При том что голландцы любят свою королеву, относятся к ней почтительно-нежно, никто так не подшучивает над ней, как они! Так что наши усы — просто детская невинная шалость… У меня до сих пор хранится открытка из их сувенирного магазина, подаренная Женей Гиндилисом, исполнительным продюсером, — синее королевское лицо и абсолютно лысый королевский череп…

Где-то читала про одно африканское племя: раз в году его вождь устраивал для своего народа праздник, на котором выставлял свое чучело для всеобщего осмеяния и издевательств. На чучело можно было плевать, в него разрешалось кидать камни. Потом чучело сжигали. А народ, излив таким образом свою отрицательную энергию, становился миролюбивым. И вождь целый год — до следующего праздника — мог править спокойно.

В Голландии наша маленькая русская группа обросла огромным количеством замечательных голландцев. Роль Клода, мужа Мари, сыграл голландско-американский артист Чип Брей, соседа Мари — голландско-голландский Роберт Тайс. А еще голландцы сыграли у нас психиатра, судью, надзирателей и заключенных. Мы привезли с собой только главных героев.

А уж как дружили с нами русские голландцы, которым скучновато живется в этой благо-благоустроенной стране. Не хватает им очень нашего «говнеца». Они старались окружить нас теплом, заботой, помощью, подарками… Мы привлекали их в качестве эпизодников и массовки.

Моя художница по костюмам Таня Разумовская взяла с собой в качестве ассистентки дочь Варю. «Замуж тебя там выдадим!» — пошутила я. А она и вышла. В нее влюбился их ассистент по реквизиту Франц. В связи с такой моей прозорливостью одна знакомая все время просит: «Поедешь в хорошую экспедицию — возьми теперь с собой кем-нибудь мою дочь!»

Конечно, главным, ради чего мы приехали в Голландию, была тамошняя тюрьма. Тюрьма в городе Алкмар. В ней как раз заканчивался ремонт. И до заселения ее новыми заключенными нам дали неделю на съемки. Но это была обычная средняя тюрьма, на «три звезды» — без изысков и повышенного комфорта, так как в ней предполагалось недолго держать мелких нарушителей. Там было чисто, уютно, свежевыкрашено. Единственное, чего там не было — так это камер на двоих, как было написано в сценарии. Только по одному живут заключенные во всех голландских тюрьмах.

Пришлось нам с Ереминым срочно переписывать сцену знакомства Лямкина со своим голландским дружком Крисом. И познакомить их после футбола — в душе.

Единственным тюремным эпизодом, который снимался не в тюрьме, был эпизод в столовой. Тюремная столовая еще была на ремонте. И «Квинтус» предложил нам снять этот эпизод в воинской части или не снимать вообще.

Об «вообще» — не могло быть и речи. Композитор Виктор Лебедев написал классный номер «Тип-топ», который становился лейтмотивом фильма. Номер должен был рождаться в тюремной компании и слегка смахивать на мюзикл (я не могла себе в этом отказать).