Алла Сурикова - Любовь со второго взгляда

«Проститутское» окно с полураздетой девицей организовали прямо в номере у оператора, поскольку он располагался на первом этаже.

Окно запомнилось. И потом все последующие ночи к Грише поступали заманчивые предложения от близлежащих ночных охотников:

— Мы зайдем к вашей девушке?

Гриша посылал их «к другой».

По сценарию Лямкин, чтобы осуществить свой замысел и попасть в вожделенную тюрьму, прибегает к разным мелким хулиганствам. Так, он разбивает витрину магазина.

Для настоящего разбивания сделали свою витрину — рядом с настоящей — у магазина «Свет». Пиротехнику обеспечивал какой-то супер-прима-экстра-классный специалист по спецэффектам. Он много работал по всей Европе и в Голливуде. Задача была — не просто разбить витрину, но чтоб еще и заискрились провода, рассыпались вспышки… Отдам ему должное — он справился с работой блестяще. Сделал все точно, быстро, синхронно с ударом… Актер замахивался, каскадер бросал кирпич в витрину, витрина разлеталась на мелкие осколки, лампочки качались и вспыхивали красивым искрящимся светом… Но стоил он картине — как трое «народных» плюс четверо «заслуженных». И экипировочка у него с приспособленьицами была — нашим даже не могло бы и присниться.

Но Гриша «отомстил» за наших рукотворных умельцев тамошним технически упакованным осветителям.

Снимали ночью. Требовалось много света.

Ночь. Улица. Фонари (то есть осветительные диги) есть. Даже скай-лифт приехал, чтоб эти фонари на себя взять и поднять в небо, — а снимать нельзя: не проходит скай-лифт в узенькую улочку, откуда он должен осветить всю сцену с уже приготовленной и заряженной витриной.

Беленький предлагает голландским осветителям установить приборы на крыше.

— А как их туда доставить? — наивно спрашивают у нашего оператора могучие голландские осветители.

— А так, — спокойненько отвечает Гриша, — прибор на спину, и по пожарной лестнице пехом наверх.

— Не шутка? — не поверили голландцы.

Григорий не шутил. Их бригадир был на выборе натуры, когда утверждалось место съемки. Все видел. Все утвердил. Оставалось только отменить съемку за его счет…

Ну, и полезли, и поставили. Правда, слегка попотели.

Довольный Гриша подмигнул мне: они у меня все спрашивали — что такое «рашен-калабашен». Пусть знают…

Полкартины было снято в Голландии, а другая половина — в Питере. И не только потому, что Питер — главный город в жизни автора сценария. Я тоже думаю, что Питер все равно покраше Амстердама будет… На пленке осталось много отснятого и, к сожалению, не вошедшего в картину материала, где Питер, несмотря на жуткий мороз, снят оператором очень красиво и с большой любовью. Когда монтируешь картину, особенно если эта картина — комедия, воздух, пауза, красивый вид из окна, увы, уступают место сюжету, шутке, гэгу…

Мы искали в Питере крышу для съемок. Чтобы был виден весь город. Долго искали. Нашли.

Когда я туда залезла — увидела: двускатная скользкая крыша с хилым бордюрчиком внизу. Кругом провода. У меня под коленками «затошнило».

Я знаю, где живет страх. Он живет под коленками.

А по этой крыше еще надо было и бегать. К тому же ночью.

Но… когда началась съемка, я забыла про скользкую покатость, про провода, про то, где живет страх. Мы носились по этой крыше из конца в конец, боясь лишь одного: не успеть снять всю сцену до наступления рассвета. Правда, при монтаже три четверти беготни ушло «в корзину».

На Белорусском кинофестивале наш фильм получил приз «За верность жанру комедии и воплощение образа маленького человека».

Володя Ильин получил сразу два приза за лучшую мужскую роль: «Нику» (его выдвинула актерская гильдия) и награду «Кинотавра».

Когда Володе вручали «Нику», я была в Болгарии. Мне позвонила Кира, прямо из Дома кино — я услышала в трубке восторженный рев зала: это приветствовали награждение Ильина.

А на «Кинотавре» Володя Ильин на вручение не приехал (он достраивал дачу и ловил рыбу). Вместо него на сцену вышла я и сказала: «Володя всех бы поблагодарил и особенно режиссера Аллу Сурикову. А я ей это передам».

Что же касается каскадеров, то они за нашу картину были отмечены всеми возможными призами «За вклад в развитие трюкового искусства».

По НТВ прошел мой десятисерийный телевизионный фильм «Идеальная пара». Опыт интересный. Эксперимент на выживание в предлагаемых условиях. Выжила. И более того — мне за картину не стыдно.

Но, Боже мой, какая мука — смотреть все это по телевидению, когда на каждые пять минут фильма приходится пять минут рекламы, когда в угоду ей какие-то люди с «холодным носом» копаются в твоей картине и вырезают из нее то, что им кажется… или хочется… или что под руку попало…

Ощущение — будто режут тебя. И ты бессилен в своем одиночном сопротивлении.

И все-таки, как поет Лямкин с детьми на финальных титрах картины:

Пространство и иронически-мемуарный жанр этой книги не дают мне возможности сказать отдельное спасибо и спеть отдельную песнь каждому актеру, каждому работнику съемочной группы, с которыми меня свело кино. Но надеюсь, от совместной работы, от нашего сотворчества им прибавилось тепла, добрых воспоминаний, а актерам — еще и зрительской любви. И это главнее всех строчек.

Я начинала писать эту книгу в прошлом веке. Она должна была закончиться премьерой картины «Хочу в тюрьму». Но… события наступали одно на другое, и книга все время откладывалась… а жизнь наполнялась…

За это время я сняла десять серий «Идеальной пары»…

И поскольку каждая серия — это отдельный фильм со своими героями, я расскажу о нем в следующей книге — в следующем столетии… Здесь лишь поблагодарю всех, кто участвовал в этом эксперименте — эксперименте на верность жанру, на верность себе, на выживание. Ведь сериал — это, как утверждает оператор Григорий Беленький, «прокладка для “прокладок”», а если хочешь подняться над «мылом» — положи на это жизнь. Или хотя бы полжизни и кошелек. Я положила — и то, и другое. И уж если такой придирчивый человек, как искусствовед Виталий Вульф, признался, что искал мой телефон, чтоб поздравить нас с удачей, значит, нам многое удалось.

Одно из открытий этого сериала — Людмила Максакова. Мы были давно знакомы. Но никогда не работали вместе.

Однажды в пору моей неустроенности она подарила мне прекрасный лайковый брючный костюм. О нем можно было бы снять отдельный фильм… Он выручал меня в ответственных ситуациях, потом съездил в Париж — на моей дочери, потом снялся в двух моих фильмах, потом… постарел, мы сшили из него чехол для киноштатива, и в таком виде он теперь служит моим студентам…