Лев Славин - За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском

Все это Домбровский рассказал окружившим его полякам — Врублевскому, Рожаловскому, Околовичу и другим. Прослышав о событиях на Монмартре, они пришли сюда и сейчас стояли на площади Пигаль, наблюдая происходящее. Наиболее пылким из них, в том числе Теофилю, не терпелось тут же присоединиться к защитникам рабочих пушек. Им казалось недостойным для революционеров ограничиваться ролью наблюдателей. Домбровский удерживал их.

— Это пока все еще дело внутрифранцузское, — говорил он. — Наш час еще не пришел. Но он скоро придет.

— А не считаешь ли ты, что это начало революции? — спросил Валентин, только что присоединившийся к ним.

Домбровский повернулся к нему:

— Хорошо, что ты здесь, Валентин. Два месяца назад, в январе, на такой же вопрос Пели я ответил: «Нет еще». Сейчас я говорю: «Да!»

— В таком случае, почему же мы бездействуем? — вскричал старший Околович.

Их стояло здесь шесть братьев, шесть молодцов, один краше другого. Все они перебрались сюда после восстания, в котором особенно отличился безумной храбростью своей старший Околович, имевший еще в царской армии высокое воинское звание.

Домбровский улыбнулся:

— Я только что сказал: наш час скоро придет. Хотя, пожалуй, правильнее мерить время не часами, а минутами. Однако генералу Тома, может быть, придется плохо.

Действительно Клемана Тома узнали, несмотря на то что он, учтя всеобщую нелюбовь к себе, пришел на Монмартр переодетым в штатское. Подкрепления, которые привел с собой генерал Винуа, не помогли ему. Вновь прибывшие линейные солдаты немедленно начали массами переходить на сторону народа. Увидев это, генерал Винуа вовремя повернул коня и ускакал. Генерала Тома не спасла маскировка. Его схватили. Он разделил участь Леконта: солдаты расстреляли его.

Узнав об этой неудавшейся операции по обезоруживанию парижского народа, Тьер в гневе разорвал заблаговременно отпечатанное извещение о роспуске Национальной гвардии. Вместо этого он спешно опубликовал манифест о том, что правительство дарит Национальной гвардии эти пушки и надеется, что она обратит их против бунтовщиков. Никто не обратил внимания на манифест, за исключением нескольких остряков, поместивших в юмористическом журнале пародийный манифест, в котором объявлялось, что они дарят Тьеру штаны, в которые он одет.

Испуганный всем происходящим, Тьер днем восемнадцатого марта приказал правительству эвакуироваться в Версаль. Париж остался без правительства.

Положение это обсуждалось в тот же день вечером на квартире у Домбровского. Помимо обычных посетителей, был там и французский революционер Бенуа Малон. Настроение у всех было приподнятое.

Малон сказал:

— Никогда еще никакая революция не заставала более врасплох революционеров, чем революция восемнадцатого марта.

— У меня есть точное деловое предложение к Центральному комитету Национальной гвардии. Я его завтра же доведу до сведения комитета, — сказал Домбровский.

— Комитет — это еще не правительство, — возразил Малон. — Подождите, пока Париж создаст Коммуну.

— Ждать нельзя!

— Это будет через несколько дней.

— Поздно, тут дорога каждая минута.

— В таком случае идемте со мной в ратушу. Там сейчас заседает Центральный комитет Национальной гвардии.

Не только Гревская площадь, на которой стояла ратуша, но и все прилегающие к ней улицы, и площадь Шатле с возвышающейся над ней старинной колокольней церкви Сен-Жак, и сквер на улице Риволи, и Аркольский мост, и набережная Жевр — все это было запружено ликующим народом. Национальные гвардейцы смешались с толпой, кое-где линейные солдаты обнимались с гвардейцами. Раздавались песни и часты были выкрики:

— На Версаль!

Домбровский заметил с чувством глубокого удовлетворения:

— Вы спрашивали, в чем суть моего предложения? Прислушайтесь. Народ его выкрикивает.

— А вы считаете, что народ всегда прав? — спросил Малон.

— Когда он защищает свое право на свободу — конечно!

Они с трудом протиснулись к дверям ратуши. Караул проверил их пропуска. Они поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в зал.

Там были не только члены комитета Национальной гвардии, но и многочисленные революционные деятели. Домбровский вошел в тот момент, когда комитет обсуждал проект своего первого манифеста, обращенного к рабочим. Оратор, стоявший на трибуне, оглашал его.

После того как текст манифеста был принят и направлен в типографии для распечатания, собравшиеся перешли к обсуждению положения. Домбровский пока слушал, не принимая участия в прениях. Ему хотелось выяснить, какое настроение преобладает в комитете.

Разброд в мнениях был сильный. Ярослав убедился, что Малон был прав: революция действительно застала революционеров врасплох. У них не было подготовленной программы действий. Они не могли предложить ничего, кроме смутных социально-экономических идеалов. Не было четкости и единства и в их отношении к версальскому правительству и даже к стоявшим под Парижем немецким армиям. Некоторые ждали выручки Парижа французскими войсками с севера и с юга страны. Другие возражали им, говоря, что заключен мир и войска эти, вероятно, уже разоружены.

Члены Интернационала предложили послать делегата за советом в Лондон, где находился Центральный совет Международного Товарищества Рабочих. Предложение это было принято. Делегатом тут же назначили Лаврова.

Наконец было объявлено, что сейчас выступит известный политический деятель, польский революционер, полковник Ярослав Домбровский.

Первые же слова заставили всех насторожиться. Стихли частные споры в разных концах зала. Домбровский начал с того, что рекомендовал прислушаться к лозунгу, который сейчас гремит снаружи, вокруг стен ратуши: «На Версаль!»

— Легкость вашей победы, — говорил он со страстной силой, — вводит вас в заблуждение. Нельзя дать врагу опомниться и привести свои силы в порядок. Сегодня же ночью мы должны повести батальоны Национальной гвардии на Версаль, арестовать правительство и самозваное Национальное собрание, предающее народ.

Поднялись крики, одобрительные и протестующие. Преодолевая шум, Домбровский продолжал:

— В отличие от вас, Тьер не бездействует. Сегодня наша победа будет легка. Так же, как прошлой ночью на Монмартре, так же и нынешней ночью в Версале солдаты откажутся стрелять в нас. А завтра Тьер выпросит у Бисмарка из плена сдавшуюся армию Мак-Магона, где большинство — политически невежественные крестьяне, и двинет их на безбожный революционный Париж. А немцы будут держать блокаду, потому что им выгодно, чтобы Парижская коммуна была уничтожена силами французов. Я предупреждаю вас: или сегодня, сейчас же на Версаль, или ваша революция истечет кровью в братоубийственной гражданской войне!..