Юрий Борев - Луначарский

Выйдя из Смольного, Луначарский попросил шофера отвезти его обратно в Наркомпрос.

…Была уже глубокая ночь, когда Луначарский с огорчением подумал: «Безобразие, снова не успел написать ни строчки для статьи о задачах революционного театра. Очень медленно работаю. Не хватает времени. Как мало сделано за сегодняшний день! Надо торопиться. Ленин верно говорит, что в деле просвещения за месяцы и годы нужно сдвинуть то, что веками стояло на месте: нужно культуру двинуть в народ, а народ — навстречу культуре… Это же недопустимо, совершенно недопустимо, сегодня надо было… решать проблемы школьных завтраков… Как их распределять? Нужно было выхлопотать разрешение на отъезд за рубеж для художника… О боже, так устал, что сейчас уже забыл фамилию известного художника… Посплю, усталость спадет, и на свежую голову вспомню… Нужно было связаться с Наркоматом финансов насчет дополнительных ассигнований на нужды культуры. Нет, с фамилиями сегодня совсем плохо… Обычно помнил все четко: и фамилии, и цитаты, и дела… Дела… дела…»

Он заснул в кресле, положив голову на письменный стол…

Прочитав «Несвоевременные мысли» Горького, Сталин сказал: «Видимо, Горькому захотелось в архив, где уже находится Плеханов».

Если искусство писать есть умение вычеркивать, то умение жить есть умение отбрасывать второстепенное.

Однажды в Доме творчества в Переделкине Ивич и Шкловский хохотали до слез, вспоминая о каком-то договоре, заключенном в начале Гражданской войны Горьким — от имени «Всемирной литературы» и Чуковским: слева на договоре был двуглавый орел, а справа — серп и молот.

Философ Диоген ел чечевичную похлебку. Философ Аристипп сказал ему:

— Если ты научишься льстить правителю, как я, тебе не придется питаться чечевицей.

— А если ты научишься питаться чечевицей, тебе не придется льстить правителю.

«Когда помилует нас Бог, / Когда не буду я повешен, / То буду я у ваших ног, / В тени украинских черешен». Так альтернативно видел А. С. Пушкин свое будущее. В России даже великий поэт вынужден предполагать такую несчастливую развязку.

Авторитет Луначарского возрастал и не за счет высокой должности, а благодаря его образованности, увлеченности наукой и искусством, преданности культуре, уважению к личности. Он умел выслушать и принять во внимание любые доводы, даже самые противоречивые. Такую возможность создавать свое мнение или даже концепцию на основе противоречивых, но сводимых к единому основанию фактов и мнений в философии начала XXI века назовут «системным плюрализмом» (термин Л. Столовича). Он умел сделать обобщение, концентрируя внимание на главной проблеме. Луначарский всеми силами старался добиться сотрудничества советской власти и Академии наук.

Одному из руководящих деятелей Наркомпроса, в прошлом профессиональному революционеру Л. Г. Шапиро, была поручена связь с академией. Вскоре он доложил Луначарскому, что после посещения Наркомпроса три академика, возглавляющие академию, развернули большую деятельность.

Был проведен ряд совещаний, а затем академики Российской академии наук собрались на экстраординарное общее собрание. Президент Александр Петрович Карпинский сообщил, что происходящие события угрожают гибелью стране и необходимо, чтобы Российская академия наук не молчала в такое исключительное время. В ходе горячих прений были предложены разные варианты проекта резолюций. Однако ни один проект не собрал большинства голосов. Поэтому было решено избрать комиссию из академиков А. А. Шахматова, А. С. Лапно-Данилевского, С. Ф. Ольденбурга, М. А. Дьяконова, Н. С. Курнакова, М. И. Ростовцева для составления текста обращения и представления его новому общему собранию академии. Это известие обрадовало Луначарского, и он обрел надежду, что будет принята резолюция, прокладывающая пути сотрудничества академии с новой властью.

В начале 1918 года по заданию Луначарского от имени Наркомпроса Шапиро нанес официальный визит в академию. Его проводили к Ольденбургу.

Представитель Наркомпроса сказал:

— Мне поручено наркомом просвещения высказать соображения и пожелания о связи научной работы академии с широким кругом государственных задач настоящего времени — от военно-оборонных до народно-хозяйственных.

Ольденбург ответил:

— Я доложу о вашем приходе президенту академии и полагаю, что он сочтет целесообразным столь принципиальный вопрос обсудить на очередном общем собрании академии.

Как только посланец Луначарского покинул академию, Стеклов, Ольденбург и Карпинский втроем заперлись в кабинете и обсудили поручение Наркомпроса.

Суть проблемы и «академическое» отношение к ней сформулировал Стеклов:

— Соглашаться или отказываться сотрудничать в каждом случае следует решать, исходя только из научных соображений. Принципиально же следует идти на сотрудничество.

Карпинский поддержал:

— Вы правы, Владимир Александрович. Академия не должна отказываться сотрудничать. Соответствующую резолюцию постараемся провести через общее собрание. А вы, Сергей Федорович, подготовьте общую смету на государственные субсидии академии, поскольку мы собираемся выполнять научные исследования, необходимые государству. Прошу вас, милейший Сергей Федорович, назначить общее собрание на 24 января 1918 года.

Резолюция общего собрания, зафиксированная в протоколе, гласила: «…ответ Академии может быть особым по каждому отдельному вопросу в зависимости от научной сущности вопроса по пониманию Академии и от наличия тех сил, которыми она располагает».

Через пять дней после принятия академией этой резолюции (29 января 1918 года) Луначарский назначил заседание Государственной комиссии по просвещению. На заседании нарком сказал:

— Рабочий контакт с академий налажен, и Наркомпрос должен подготовить конкретные предложения. Академики уже представили смету и дали согласие войти в переговоры относительно реформ. Нужно срочно подготовить записку «Предложения к проекту мобилизации науки для нужд государственного строительства». Руководство этим делом поручим товарищу Шапиро.

В дальнейшем «Предложения к проекту…» почти не фигурировали под полным официальным наименованием, а в академической среде назывались для краткости «Записка Шапиро». В этом документе речь шла о необходимости создания специальной комиссии при академии, которая могла бы стать мобилизационным центром решения государственных задач российской наукой. Записка предлагала широко организовывать коллективные исследования, сконцентрировать научные силы, обеспечить всестороннее исследование основных отраслей народного хозяйства.