Владимир Беляев - Свет во мраке

Один прожектор с балкона виллы Гжимека был направлен на Высокий Замок и на те улицы, где жили «арийцы». Два прожектора из спальни «короля» смотрели внутрь гетто. Днём и ночью из своих окон Гжимек и его любовница Валли Эльбенбрехт — приземистая блондинка с пистолетом на поясе — могли наблюдать, что творится в их владениях.

Стоило Гжимеку заметить какой-нибудь непорядок в гетто — он, не выходя из виллы, стрелял из окна в «нарушителей» из автомата.

Оставшихся в живых врачей, медицинских сестёр и ремесленников он с первого же дня своего приезда послал подметать улицы. 20 февраля Гжимек пошёл на площадь проводить перекличку и заметил на своём пути кучку мусора — её не успел убрать один из дворников. Гжимек тут же перед всеми расстрелял дворника. После этого случая люди заметали улицы, дворы, лестницы шапками, руками, метёлочками из гусиных перьев. Малейшая бумажка, окурок, найденные Гжимеком, влекли прежде всего наказание дворника. Он, если и оставался в живых, должен был вешать себе на грудь доску с надписью: «Бай мир ист шмутциг» — «У меня грязно». Заметит Гжимек у кого-либо грязное, не протёртое окно — швырнёт туда камнем. А если уже такое грязное окно обнаружено в партере или на первом этаже — снимет автомат и ударит по стеклу прикладом «Орднунг мус зайн!» — «Должен быть порядок!» — повторяет он каждый раз на поверках одну и ту же фразу.

Однажды, собрав по тревоге последние 16 тысяч узников гетто на площадь, Гжимек сказал: «Я здесь король и должен иметь своего генерала!» Он осматривает своих приближённых, и взгляд его падает на коменданта еврейской милиции Руперта. Еврей из Судетов, неизвестно какими путями попавший во Львов, Руперт к этому времени уже зарекомендовал себя как верный «поставщик двора его императорского величества». Ежедневно он обирал жителей гетто и на их последние гроши таскал в виллу Гжимека водку, шоколад, сардинки.

— Вот, Руперт, ты будешь моим генералом! — заявил Гжимек. И, готовый служить своему хозяину до последнего, Руперт поспешно снял свою форменную фуражку с малиновыми кантами. Отныне, когда Гжимек отсутствовал в гетто, он сам, его «генерал», наказывал виновных в нарушении порядка.

— «Орднунг мус зайн!» На всех перекрёстках ведётся показная, придуманная исключительно для усыпления бдительности борьба за чистоту и порядок. Она внушает кое-кому из евреев мысль, авось и в самом деле Гжимек и компания хотят искоренить сыпной тиф, сделать образцовыми северные кварталы города и сохранить жизнь последним евреям Львова, наиболее «порядочным», наиболее трудолюбивым и, как им кажется, полезным для рейха…

14 марта 1943 года способный инженер-конструктор еврей Конторский, которого гитлеровцы принудили работать шофёром в особом лагере СС возле улиц Чвартаков и Болеслава Храброго, не выдержав всех издевательств, убивает из револьвера унтерштурмфюрера СС Кайля. Конторский не только карает палача, Он благополучно прорывается на машине «Оппель-адмирал» в леса Перемышлянщины, к партизанам.

15 марта Гжимек отбирает из команды «генерала» Руперта десять еврейских милиционеров и вешает их на балконах всё той же улицы Локетка, которая отныне становится магистралью смерти и расправ.

16 марта на рассвете Гжимек появляется у выходных ворот гетто. Колонны узников под звуки оркестра проходят перед своим «королём» на работу. Гжимек отбирает из них полторы тысячи евреев и в тот же день сам руководит их расстрелом на Песках.

Так была оценена голова унтерштурмфюрера Кайля.

После появления в гетто Гжимека Игнатий Кригер старался не попадаться ему на глаза и в то же самое время усиленно придумывал, как бы вывести за пределы гетто жену и детей. Но куда их устроить? Все его друзья по довоенному времени либо эвакуировались с Красной Армией, либо уже были уничтожены гитлеровцами. Будь у Кригера много денег, драгоценностей, тогда бы ещё был смысл попытаться установить связь с волей, найти приют у какой-нибудь одинокой старушки в «арийских» районах города. Но Кригер всю жизнь свою трудился, не делая сбережений, и теперь мог надеяться только на свои собственные руки.

Сон покинул его. Двух-трёх часов короткого, беспокойного сна хватало с лихвой Кригеру для отдыха. Всё остальное время он лихорадочно пытался найти выход из этого заколдованного круга. И в таком-то состоянии душевного оцепенения на следующий день после ответной акции, вызванной выстрелом Конторского, Игнатий Кригер столкнулся лицом к лицу с «королём» гетто.

Кригер услышал его гулкие шаги по деревянной галерейке, опоясывающей блок изнутри, и подумал, что это дворник Ридлер вышел на прогулку. Кригер запрятал детей в бункер и сам вышел на балкон. В двух шагах от него, заглядывая в окно пустующей квартиры, в сером кожаном плаще стоял Гжимек.

— Отчего нет визитных карточек? — закричал Гжимек. — Даю полчаса сроку. Все квартиры пронумеровать! — И ушёл.

Кригер знал, что с Гжимеком спорить опасно. Он раздобыл бланки визитных карточек. На первоклассном бристольском картоне с золочёными ободками Кригер вывел не только номера 48 квартир, но и фамилии живших тут раньше людей, убитых во время недавней акции.

Гжимек появился ровно через полчаса. Он вызвал Кригера и одну за другой обошёл все 48 квартир.

На вопросы Гжимека, куда девались обитатели квартир, Кригер отвечал односложно: «Увезены из гетто». Вид его при этой фразе не выражал ничего. Гжимек обошёл галерейку и постучал полусогнутым пальцем сперва по лбу Кригера, а потом в дверь необитаемой квартиры, давая этим понять, что считает исполнительного подчинённого сумасшедшим.

Слава эта упрочилась за Кригером ещё больше в день похорон Кайля. Ему принесли почистить стальной шлем Гжимека. Кригер, думая о другом, машинально облил шлем соляной кислотой. Сталь задымилась, соляная кислота в нескольких местах выела краску и уничтожила начисто две стрелки «СС» на боку шлема.

Руперт пришёл сам за шлемом, чтобы нести его Гжимеку, и ужаснулся.

— Чем ты чистил шлем? — заорал «генерал» на Кригера.

— Соляной кислотой! А что? — наивно спросил Кригер.

— Болван! — заорал «генерал», уже знавший об истории с визитными карточками. — Ты и в самом деле — мишигене!

Сверх всякого ожидания, провинность Кригера прошла безнаказанной. Руперт отобрал у кого-го из вахмистров совершенно новый шлем, и пока возился с ним, выяснилось, что «король» уехал на похороны в парадной фуражке.

23 марта, ещё затемно, первая смена работниц ушла из северных кварталов на фабрику Шварца. Те, что вернулись домой, под звуки «Розамунде», утомлённые ночной работой, попробовали уснуть.

Тут-то, в предрассветном сумраке, вспыхнула новая, так называемая «шварцевская» акция.