Евгений Витковский - На память о русском Китае

Не считая поэм и книг «Дозорова», следующий по времени сборник Несмелова «Полустанок» (Харбин, 1938) — тонкая книга преимущественно о Харбине, своеобразный плач о городе, некогда построенном русскими руками, но обреченном рано или поздно стать городом чисто китайским. Наконец, «Белая флотилия» (Харбин, 1942) — попытка выхода в мировую культуру и в новые темы (что намечалось и в «Песнях об Уленспигеле» в «Полустанке»), не теряя, впрочем, и прежних: первой мировой, гражданской войн, памяти о канувшей России. Но во всем мире шла война, и сборник долгое время оставался неизвестен за пределами Китая. Даже послать его по почте Несмелов мог разве что в Шанхай, своей ученице Лидии Хаиндровой, но и с ней переписка оборвалась в апреле 1943 года. Последние годы жизни Несмелова долгое время никак не реконструировались, но кое-что узнать удалось. Нашелся и неоконченный роман в стихах «Нина Гранина», который поэт с продолжениями печатал в «Рубеже», — едва ли шедевр, но свидетельство негаснущего таланта, неунывающего духа.

Впрочем, бывало по-разному. Е. А. Сентянина (1892–1980), журналистка, мать поэта В. Перелешина, уехавшая из Харбина лишь в апреле 1950 года, вспоминала, что в 1944 или даже в 1945 году поэт собирался издать еще одну книгу стихотворений — «даже бумагу закупил», но потом впал в апатию и идею забросил. Тому есть подтверждение: в № 26 журнала «Рубеж» за 1943 год отыскалось стихотворение «Начало книги», явно предполагавшееся как вступительное к тому самому, так и не изданному последнему сборнику Несмелова (о его возможном названии мы даже предположений не можем строить) этой книги нами разыскана. Часть наверняка пропала. Часть, видимо, была задумана, но так и не написана: времени оставалось уже очень мало.

Писал Несмелов отнюдь не одни стихи — он писал, как обмолвился в стихотворении конца 1920-х годов, «рассказы и стихи в газете». Причем прозу он писал тоже с юности, — напомним, московские «Военные странички» 1915 года в основном из репортажно-беллетризованной фронтовой прозы и состояли. Стихи Несмелов писал как поэт, прозу — как журналист, и трудно представить его сочиняющим какой бы то ни было рассказ иначе, как для печати. Об участи эмигрантского писателя Несмелов обмолвился в отрывке из несостоявшегося романа «Продавцы строк» («Ленка рыжая»), обмолвился об «убогой и скудной жизни, служа которой, люди отказываются даже от самого последнего, от своих человеческих имен, и облекают себя в непромокаемый макинтош псевдонимов». Сохранились и отрывки романа на античные темы. Между тем образования он в жизни недополучил, точней, получил он его ровно столько, сколько могло оказаться у выпускника Нижегородского Аракчеевского корпуса. Его попытки писать на сюжеты древнеримской истории читать не совсем ловко — снова и снова повторяемые пересказы Светония и «Камо грядеши» Генрика Сенкевича утомят кого угодно. Но когда материалом рассказов был собственный жизненный опыт Несмелова — тут его талант поднимался до больших высот. Причем единственная книга его прозы «Рассказы о войне» (Шанхай, 1936), вместившая семь новелл, отразила лишь одну грань его дарования, да и отбор в ней был не слишком продуман (на ту же тему у Несмелова еще сотня рассказов набралась бы), кроме, пожалуй, уже почти превратившегося в классику военной новеллистики рассказа «Короткий удар». Первая публикация рассказа имела места в 1928 году в литературно-художественном и научно-общественном журнале «Сибирские огни». Новосибирск, 1928; книга пятая (сентябрь-октябрь). с. 41–61. По той публикации, видимо, что была в «Багульнике», в Париже ознакомился с рассказом И. Н. Голенищев-Кутузов, и прямым текстом сравнил его со знаменитым романом Ремарка «На западном фронте без перемен».

Об этом рассказе Несмелова необходимо кое-что рассказать. Одно лишь его комментирование заняло у автора этих строк два десятилетия, и частью этот комментарий стоит привести. За расшифровку имен в этом рассказе приношу глубокую благодарность офицеру и военному историку И. Л. Рыжову (Г. Уссурийск). При внимательном изучении текста выяснилось, что рассказ документально точен: однако герои его не странноватые генералы Нилов и Арликов, а… скажем так, другие люди. Если генерал Гурко — лицо реальное [33] Василий Иосифович Гурко (1864–1937) — генерал от кавалерии (1916); с 10 ноября 1916 по 17 февраля 1917 гг., во время болезни ген. М. В. Алексеева, исполнял обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего. , то дальше начинаются неожиданности. Присмотримся: Гурко «… вызвав к телефону комкора 25-го генерала Нилова, категорически приказал …» — перед нами нередкий для Несмелова случай подмены фамилии; хотя подлинные имена все же распознаются. Под именем « генерала Нилова » имеется в виду впоследствии прославленный генерал Лавр Георгиевич Корнилов (1870–1918), ибо именно он в сентябре 1916 отбыл на фронт и был назначен командиром 25 армейского корпуса Особой армии генерала В. И. Гурко (Юго-Западный фронт). Именно биография Нилова «один в один» соответствует строкам в рассказе Несмелова: «… голова эта принадлежала генералу, решившемуся на авантюристическое бегство из немецкого плена »: исторический факт: попавший в австрийский плен в апреле 1915 года, в июле 1916 года Л. Г. Корнилов бежал из лагеря для пленных под Веной; вернулся в русскую армию; в сентябре 1916 снова отбыл на фронт и назначен командиром именно XXV армейского корпуса Особой армии генерала В. И. Гурко; в рассказе есть и ряд других косвенных указаний на личность именно Л. Г. Корнилова, к примеру, « монгольские черты » генерала видны на любой его фотографии; по подлинным родителям Л. Г. Корнилов был чистокровный калмык. Подмена фамилии (Кор-Нилов) не единственная: в конце рассказа упоминается « наштакор, толстопузый, добродушный генерал Арликов »: под этим именем у Несмелова выведен Вячеслав Александрович Карликов (1871–1937) — царский офицер, участник Первой мировой войны, генерал-майор Генерального штаба; на момент, описываемый в рассказе с 29.07.1916 по 11.04.1917) начальник штаба все того же 25-го армейского корпуса [34] Позднее был начальником штаба Иркутского ВО; в 1919 г. назначен помощником военного министра колчаковского правительства по общей части; служил в РККА; арестован и расстрелян в 1937 году. . Замена фамилии «Корнилов» на «Нилов» «отводила глаза» читателям: реально существовал генерал Нилов Константин Дмитриевич (1856–1919) [35] Адмирал (1912), генерал-адъютант (с 1908), казнен большевиками. , — а также другой генерал Нилов — Иван Дмитриевич (1859–1933) [36] Кавалерист, генерал-майор (с 1912) года, умер в Ницце через пять лет после публикации рассказа в СССР (годом позже имела место харбинская публикация . Наконец, к «неупоминанию» имени Л.Г. Корнилова именно на Дальнем Востоке имелся дополнительный повод: от случайного попадания гранаты Лавр Георгиевич Корнилов погиб 31 марта (13 апреля) 1918 при штурме Екатеринодара; после нового занятия города большевиками труп генерала был опознан и осквернен. Хотя среди историков нет единого мнения — тело Корнилова или кого-либо иного было осквернено, но на Дальнем Востоке бытовала именно такая версия «посмертной трагедии» Л. Г. Корнилова: там были опубликованы воспоминания некоего штабс-капитана А. Тюрина («Последние известия Верховного Главнокомандующего и осведомительного бюро штаба округа», июль 1919 г. издание предназначалось руководству Приамурского военного округа) [37] Об авторе — А. Тюрине — известно, что до организации Добровольческой армии генералами Алексеевым и Корниловым, он служил при штабе походного атамана Войска Донского под началом атамана А. М. Каледина, позднее — уже при штабах руководителей Добрармии генералов М. В. Алексеева и Л. Г. Корнилова. Штабс-капитан был непосредственным участником военных действий весны 1918 г. на Юге России и очевидцем гибели Л. Г. Корнилова, которые и отражены в его воспоминаниях. Неизвестно, каким образом попали эти записи на Дальний Восток, однако, их публикация в то время имела большое значение, так как вносила определенную ясность в вопрос об обстоятельствах смерти Корнилова. . Еще одним обстоятельством «неупоминания» подлинной фамилии Л. Г. Корнилова могло быть и нежелание поручика Арсения Митропольского бросать тень на доброе имя своего прямого командира, погибшего РОВНО ЗА ДЕСЯТЬ ЛЕТ до публикации рассказа. Если углублятся и в поэзию Несмелова, и в его прозу — можно ненароком набрести и на такие вот почти археологические открытия.