Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Война застала ее в самом начале, 12 августа. Объявить-то ее объявили, войну эту, но долго еще собирались и та и другая стороны, силы копили, новые полки набирали.

На Дону с 20 августа запретил Иловайский все отлучки, чтоб на ярмарки в Лугань, в Урюпин — ни ногой. Устроили перебор, станичные списки сличали: этот годен, а этот уже все — «выслужил лета, имеет в голове шум и два сына на службе».

В сентябре война началась по-настоящему. Русские войска перешли Кубань и предали огню селения поддержавших турок закубанцев. Там же встретили их силы шейха Мансура, «пророка», мутившего весь Кавказ. Дело растянулось на несколько дней. Сам походный атаман Янов, в чьем полку служил младший Платов — Петр, получил две стрелы в голову.

Братца Петра Матвей выписал к себе в Екатеринославское войско: «Ну что? Где надежнее?», но здесь, в Екатеринославской армии, возглавляемой Потемкиным, в самом конце сентября задрались всерьез: турки высадили десант на Кинбурнской косе, и если бы не Суворов, рассекли бы русские силы на две части.

Больше до конца 1787 года больших сражений не было. «Весной начнем, — говорил Потемкин. — Готовь новое Войско». Платов, одобряемый и ободряемый светлейшим князем, из кожи лез.

Создавал Григорий Потемкин казачьи части, и не одно Екатеринославское Войско при его наместничестве было создано. А старейшее Запорожское Войско, признавшее, по легенде, его своим, «Грицьком» [64] Есть предание, что Потемкин был принят в запорожцы с прозвищем Грицько Нечоса — т. к. носил парик. , разрушил и не поморщился. Был ли он романтиком казачества или провозвестником военных поселений, этаким «блистательным Аракчеевым»? Скорее был он обычный прагматик, сын своей эпохи. Сама жизнь диктовала определенный тип поселений на приобретенной земле. Живут, землю осваивают, а если надо, обороняются лучше регулярного войска, защищают не абстрактную родину, а свой родной двор, жену, детей, худобу.

Прибыли с Дона знакомые ребята на вакантные должности полковых командиров, а полков намечалось не менее четырех, и сразу же возродилось извечное противостояние между «верхом» и «низом», черкасней и «провинциалами». Никак полки поделить не могли и не хотели. Сам Платов полк формировал, Иван Родионов полк получал, явившись к Потемкину с донесением от Кубанского корпуса, Петро Мартынов, новый родственник платовский, привел с Дона казаков новоприборных обучать и сам полк получил, а четвертым прислали Адриана Денисова, племянника Федора Петровича, того, что императрице в Таврии очень понравился. Денисовы и Мартыновы — извечные супротивники.

Адриан Денисов происходил, как и дядюшка его, Федор Петрович, из пятиизбянских староверов и был в эту породу упорен, храбр и упрямо честен. Отец его, Карп Денисов, вместе с платовским отцом, Иваном Федоровичем, участвовал в Петергофском походе, а в 1775-м, уходя с собственным полком на службу в Санкт-Петербург, взял с собой двенадцатилетнего сына Адриана и отдал его в столице в учение. Учился юный Денисов по-французски читать и писать, а кроме того, изучал математику. Окончив учение, благодетелю Григорию Потемкину письмо благодарственное своей рукой с французской книжки списал, не вникая в смысл. Потемкину — а может, и секретарям его, — письмо маленького казака понравилось. Тринадцати лет записал отец в свой полк, через год дал чин есаула, а когда возвращались со службы, получил семнадцатилетний Адриан Денисов чин армии поручика. И Потемкин его знал, и граф Петр Иванович Панин, а когда в Черкасск он после службы явился и атаману представлялся, пригласил его Алексей Иванович к обеду, на котором молодой поручик удивлялся красоте девиц и прекрасным танцам, после обеда последовавшим.

Двадцати лет отправился Адриан Денисов на службу в Крым в полк дяди Тимофея Петровича, а походным атаманом там был дядюшка Федор Петрович. Батюшка, Карп Петрович, дал ему «на подъем» тридцать рублей денег и не приставил ни одного слуги. На робкий вопрос ответил, что сам он, начав служить, от отца своего и сего не получил, ныне же имеет двести душ крепостных… Полк, в котором Адриан службу нес, был брошен на Днестр, а потом совершенно нежданно в Петербург, в разъезды и караулы. Потемкин, помнивший и отличавший Адриана, взял было его к себе в ординарцы, но служба у всесильного вельможи, которой многие тогда добивались, юному Денисову не понравилась, он отпросился у удивленного Потемкина, получил чин войскового старшины и уехал домой, где искал счастья в семейной жизни. Жену ему взяли в Дубовке, в Волжском казачьем Войске, у чиновника Персиянова, но здоровая вроде девка после свадьбы сразу и на всю жизнь слегла, и ошарашенный таким невезением Адриан Денисов отправился на очередную службу в Новодонское Войско, в село Алябьевское, где и представился Матвею Платову.

Был Адриан статен и крепок, но лицом худ и болезненно-бесцветен, щеки впалые, губы тонкие, сомкнутые, в Денисовых светловолос, бледен, вроде только-только Великий пост отговел. Платов его обласкал и обнадежил, как мог, когда хотел перетянуть кого-то на свою сторону, но внутренне насторожился. Сам он не был в вере особо крепок, доверялся приметам, снам, предсказаниям, а упертых староверов, вроде Денисова, не понимал и не то чтобы опасался, но все-таки был с ними настороже.

Денисов въелся в работу, трудился до изнеможения, болел, кровь ему пускали. Наезжал к Платову, присматривался, искренне почитал Матвея за начальство. Матвей и вправду был на месте. Замашки начальника и опыт приобретенный пошли впрок, и служить при Потемкине, если уж ты князю понравился, было одно удовольствие. Чем дольше служил, тем больше нравилось. Приглядывался Платов к своему начальнику и восхищался этим человеком.

Любил тот по-детски пышность, в то же время оставался прост, горд, но обходителен, хитер, но со многими доверчив, скрытен, но часто откровенен, скуп, но если полюбит кого, ничего для того не пожалеет. Если захочет, всех затмит. Одежда, ордена, алмазы величины необыкновенной… Праздники без всякой причины давал. «Что отмечаем, Ва-ство?» — «Сто лет русской балалайки…» Потом вдруг находил на него «стих», и заваливался светлейший на софу, лежал босой и с ближними своими в карты или шахматы по неделям играл. Матвея сажал напротив и все удивлялся: «Как ты мои карты угадываешь? Подглядел?» — «С чего вы взяли, Ва-ство? Все по-честному, вот Попов свидетель…» — «Он их запоминает, — подсказывал Попов. — Я видел, он в уме считает». — «Запоминаешь, Матвей?» — «Да чего их запоминать, Ва-ство? Их всего ничего, тридцать шесть…»

Копировал Матвей потемкинские замашки и даже материться стал, чего с детства не позволял себе. Раз ворвался к князю:

«Ва-ство, пропадаю… По счетам платить, а казначейство наше денег войсковых не дает». — «Отношение носил?» — спросил Потемкин, не оборачиваясь (в шахматы проигрывал). — «Носил. Говорят, что нету». — «Дай-ка…» Взял Потемкин и написал поперек отношения: «Дать!» Молча подал Матвею через плечо. Деньги в тот же день выдали. Носатый инородец «Петруха», а по службе подпоручик князь Багратион, объяснил удивленному Платову: «Народ такой. Когда по-хорошему просишь, плохо понимают». Запомнил Матвей, стал крыть чиновников, особенно — интендантов, отборным матом, кулак под нос совать, и впрямь веселей дела пошли.