Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Новое войско приобрело вид. Донских казаков, прибывших на укрепление, растрясли один к десяти среди местных. Военными делами заправляли донские старшины, гражданскими — губернские власти. Определенного положения о новом Войске написать не удосужились, и донцы с Платовым во главе управляли по обычаю или по произволу. Сказал на Рождество Потемкин Платову: «Сформируешь полки за три месяца, дам тебе Владимира третьей степени». Платов и старался, опираясь на верных людей.

Петро Мартынов вернулся к донцам, а брат его, Андрей Мартынов, принял полк в Екатеринославском Войске и малолетнего сына Алешку к себе записал. Платов новому родственнику послал в помощь казака Арехова, Василия Быхалова, а заодно писучего Ефтефия Черевкова, чтоб не интриговал и козни не строил: Черевков всю жизнь к Денисовым склонялся — пусть у Мартынова послужит.

Себе в помощь выписал Матвей Ивана Кошкина, Ивана Погорелова, ну и молодых набрал, облагодетельствовал, — Марка, двадцатилетнего сына Ивана Родионова, к себе в полк есаулом записал, восемнадцатилетнего Степана Грекова тоже; ребята хорошие, но надежда на их слабая, пришлось Петра Семерникова от Петра Мартынова переманивать, есаулом ставить.

Батюшка Иван Федорович, оставленный за преждевременной старостью дома, слал к Матвею родню, протежировал. 1 марта заявился к Матвею казаком четырнадцатилетний Ванюшка, племянник двоюродный…

У Ивана Родионова — та же песня. Один Адриан Денисов сам как-то обходился. Начальников в сотни решил по-казачьи избрать — по два на сотню, — лишь бы грамотны были.

Весной полки худо-бедно, но были сформированы. Платов устроил им смотр. Казаки были на лошадях, артельные повозки — в наличии. В полку Денисова проверял посотенно: одежду, лошадей, выездку… Обученные Денисовым новоизбранные, стоя на седлах, начали прыгать через рвы.

— Ты всех донских в одну сотню свел? — спросил Матвей.

Денисов бесстрастно скомандовал:

— Пятая сотня, на препятствие… Ступа-ай!..

И пятая сотня начала на седла ногами становиться…

Платов Денисова благодарил, обнимал и обещал Владимира 4-й степени.

В апреле полки выступили на подножный корм к Елисаветграду, где им устроили учение, и сам Потемкин наблюдал с крепостного вала за «эволюциями». Платову сказал:

— Молодец, Матвей! Орден получишь, как я и обещал. Подготовь список, кого наградить или произвести.

Но когда Матвей такой список представил, уперся:

— Федька Денисов моих недругов верный клеврет. Я Карпа ихнего из армии попер. А ты мне младшенького подсовываешь? Не ожидал, брат…

— Лучший командир…

— Гони его в шею! Он в сражениях участвовал? Кто его назначил?

— Да вы ж и назначили…

— Всё. Убрать. Полк его отдай Павлу Иловайскому, он парень хороший и офицер исправный. Пусть Денисовы с Иловайским столкнутся.

— Как же я Денисову скажу?..

— Ничего, скажешь. Пусть повоюет, волонтером пусть идет, без команды.

В тот же день молодой майор Павел Дмитриевич Иловайский, прихватив двух малолетних братьев, Гришку и Степку, записанных сотниками, поехал к Денисову принимать полк.

Денисов на другой же день явился к Платову, непосредственному начальнику своему, за справедливостью. Другой бы рыцарски обиделся и ушел в волонтеры, чтоб превзойти всех и назло самому князю Потемкину добиться его княжеской похвалы. Не таков был Адриан Денисов.

— Вижу, что невесел ты, Матвей Иванович, и занят делами. Извини, что беспокою. Матвей Иванович! Почему у меня полк отбирают?!

Платов так ничего и не успел придумать и сначала опрометчиво поклялся всеми святыми, что ничего не знает и ни в чем не виноват.

— Да как же, Матвей Иванович! Является ко мне Павел Иловайский…

Ладно. Отвел Денисова в сторонку:

— Это воля Потемкина. Я тут ничего сделать не могу.

— А я как же?

— Воля князя, чтоб ты шел волонтером, — сказал Платов, проклиная все на свете.

Денисов, сдерживая нервную дрожь и клацая зубами, ответил:

— Полк можно у меня взять, но принудить благородного человека влачиться по степям — не думаю, чтоб захотели, а потому я еду домой и буду учиться пахать и жить своими трудами. Так Потемкину и передай!..

Поехал в Елисаветград не то управу искать, не то жаловаться, рассказывал о своем горе князю Юрию Владимировичу Долгорукову, бригадиру Горичу, кабардинцу, Попову, правителю потемкинской канцелярии, те Денисова жалели и «накручивали» еще больше. С горя он заболел и уехал в Кинбурн, в полк Орлова, лечиться. Оно и понятно — Василий Орлов на дочке Федора Денисова женат.

Потемкин, командуя целой армией, подрастерялся, как приметил Платов. Армия его, Екатеринославская, стояла один на один с турками. Румянцев с Украинской армией прикрывал Потемкина со стороны вражеской Польши. Потемкин, растерявшись, перед Румянцевым заискивал, прогибался.

Румянцев, зная слабость и распри поляков, двинул войска с польской границы, огибая потемкинскую армию, и занял Молдавию. Тогда наконец и Потемкин собрался, пошел на Очаков.

Оставив с облегчением дрязги, отправился Матвей Платов на войну. Новонабранное войско двинулось авангардом, так и назвали его — Корпус передовой стражи Екатеринославских регулярных казаков. Погнали, помели турецкую конницу, загнали в Очаков, и Платов красовался перед созданными им полками. За славой и чинами слетелись к нему многие потемкинские птенцы.

Писали потом долгие годы писаки по разному поводу трафаретную фразу: «Лихие казаки молодецким ударом…» А как иначе? Так и говорили в древние времена: мол, бегут самодурью в степь в молодечество. А молодцы и бьют молодецки.

К 1 июля подошел с армией Потемкин и обложил город Очаков по всем правилам. Началась осада, которую благородный Румянцев, не выдержав, назвал «осадой Трои».

Правым крылом русских войск командовал генерал-аншеф Меллер, положивший начало славному баронскому роду вояк Меллеров-Закомельских, центром — князь Николай Васильевич Репнин, а левым флангом — прибывший из Кинбурга с войсками Суворов. Этот все подбивал начальство на штурм: «Я б этот Очаков еще в апреле взял…» Душу отводил с казаками на шермициях. Изощрялись казаки и мамелюки в лихости. Кто — кого?.. Выскакивали турки из крепости, все норовили Суворова захватить, а тот казаками загораживался. Видят раз: вьется перед русскими рядами бусурман, и не конь под ним, а сам сатана. Суворов — сейчас же: «Братцы, продайте мне этого конишку», и за кошелек. Казаки, не торгуясь, кинулись — приводят коня: «Пожалте деньги!» Озлели мамелюки, налетели. Один было прорвался, но успели, подняли его с седла на пики. Суворов ему, умирающему, из-за казачьих спин — ручкой: «Что, брат? Взяли?»

Потемкин не спешил, ждал, что турки, потеряв флот, сами ему город сдадут. Съехались в лагерь знатные господа и обольстительнейшие женщины, вроде как на пикник. Музыка гремела. Праздники устраивали под сенью крыл Амура — смертельная опасность от турецких ядер, постоянные сцены гибели и страданий обостряли инстинкты. Помимо турецкой крепости Потемкин не менее рьяно осадил некую графиню, которая из-за присутствия мужа, человека, по мнению всех, ничтожного, светлейшему князю не давалась. Раззадоренный Потемкин обещал в хмельном образе ближним своим, в том числе и Матвею Платову: «Я эту фортецию возьму и в честь удачного приступа салют устроим. Будьте наготове!»