Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

28 апреля Потемкин давал праздник в Таврическом дворце для Матушки-Императрицы. Пригласил три тысячи гостей, все в маскарадных костюмах. Сам светлейший явился в алом кафтане и длинном плаще из черных кружев. Одежда его слепила обилием драгоценностей, а на шляпе было их столько, что из-за тяжести невозможно было ее носить на голове, и вслед за светлейшим носил ее специально поставленный для этого адъютант.

После шести часов приехала Императрица со двором, ее сопровождали внуки, Великие Князья Александр и Константин Павловичи, и Великая Княгиня Мария Федоровна, жена наследника. Едва карета остановилась, на амфитеатре, построенном против дворца, загремели трубы, воздух огласился криком «ура» и началось народное гуляние, где народ кормили, поили и одаривали новым платьем.

Потемкин встретил августейшую гостью и повел в залу, предназначенную для танцев. Огромные столбы в два ряда окружали ее, меж ними находились ложи, украшенные гирляндами и штофами, вазы каррарского мрамора необыкновенной величины и печи лазуревого камня. Все стены были увешаны зеркалами, придававшими зале безграничность и отражавшими блеск огромных шаров, вместо люстр свисавших со свода. Екатерину подвели к приготовленному месту, окруженному прозрачными картинами и надписями. Собравшиеся стали размещаться в ложах и под колоннами. Послышалась музыка. Оркестр из трехсот человек музыкантов и певчих был на диво слажен. Двадцать четыре пары знатнейших дам и кавалеров начали танцевать балет, изобретенный самим светлейшим. Великие князья Александр и Константин участвовали в этом балете. Все танцевавшие были в белых платьях, украшенных бриллиантами. Чудный свет струился от пар, переливался, менял цвета.

— Миллионов на десять… Бриллиантов-то… Да-а, подобрал светлейший…

В конце балета явился славный танцовщик Де-Пик и услаждал собравшихся своими ловкими и необычными прыжками.

После балета Императрица удалилась в другую залу, особо украшенную богатыми коврами и гобеленами.

— Прелестно! Чем еще удивит нас князь Григорий?

— Сюда, матушка. Здесь у меня слон живет.

— Слон? Право, это удивительно!

В ближней комнате стоял искусственный золотой слон, украшенный жемчужной бахромой и множеством алмазов, изумрудов и рубинов. Слон, как живой, ворочал хоботом, а сидевшая на нем фигура персиянина, тоже великолепно одетая, ударила при приближении Ее Величества в колокол.

Далее Потемкин повел царицу и гостей в театр. Занавес поднялся, медленно осветилось солнце, в середине которого сиял вензель Екатерины, обрамленный зелеными лаврами. Поселяне и поселянки, согреваемые благотворным светилом, воздели к нему Руки, жестами показывая усерднейшие свои чувствования. Потом была комедия, а за ней балет, представлявший смирнского [77] Смирна, или Измир — торговый центр в Оттоманской империи того времени. купца, который торговал невольниками всех народов, но среди них не было ни одного русского. Из театра гости возвратились в большую залу, и Императрица прошла в отделенный от залы восемнадцатью колоннами зимний сад. Лавровые, померанцевые и миртовые деревья издавали приятный запах, песчаные излучистые дорожки обегали зеленые холмы и прозрачные водоемы, в которых резвились стайки золотых и серебристых рыбок; пели птицы.

Государыня осмотрела грот, убранный зеркалами с мраморной купальнею внутри, и прошла к алтарю, возвышавшемуся на ступенях.

Под сводом, висящем на восьми колоннах, среди яшмовых чаш, лампад, венков и цепей из цветов на порфировом подножье возвышался образ Императрицы — статуя из паросского мрамора. Золотая надпись на подножии гласила: «Матери Отечества и мне премилосердой». Алтарь был окружен лабиринтом с жертвенниками благодарности и усердия, статуями героев древности, драгоценными сосудами. Рядом на зеленом лугу, на высокой пирамиде, украшенной золотом, гранеными цветами и венцами из прозрачного камня, тоже сияло имя Екатерины.

— Светлейший себя превзошел, — улыбнулась Императрица.

— Прошу, матушка, в первую залу.

Карнизы, окна, простенки залы были усыпаны кристальными шарами с воском внутри. Огромные люстры и фонари умножали блеск. Везде сияли ранее не замеченные яркие звезды и радуги из рубинов, изумрудов, яхонтов и топазов.

— Ужели мы там, где и прежде были? — удивленно спросила Императрица.

— Там, матушка, — и светлейший взмахнул платком.

«Польским», с громом литавр и пушечными выстрелами, начался бал…

Платов не танцевал — не умел, хотя прикинул, что ничего трудного в этом танце нет. Он наблюдал, как, наскучив танцами, Императрица отошла к креслам и столику и села играть в карты с молодой очень красивой дамой. Из-за спин собравшихся вокруг вельмож играющих было плохо видно.

— Матвей Иванович, — тихо сказал ему на ухо потемкинский адъютант. — Подите к светлейшему.

На балах, на праздниках Потемкин никогда не обращался к Платову; все, что нужно, обговаривали они в домашней обстановке. Слегка удивленный Платов протиснулся к светлейшему, которого было далеко видно, благодаря росту и яркому костюму.

— А, ты? — светлейший, словно боясь упустить, крепко взял Матвея за руку и, склоняясь к самому уху, сказал, указав глазами на играющую с Императрицей даму: — Вон тебе твоя немка… Сможешь — вот так же будешь… — и он провел взглядам по сияющему дворцу. — Не упусти!

Он взял Платова под руку и повел прямо к столику, где играла Императрица. Молодая дама в винно-красном платье, казавшаяся холодной, как мрамор, не шелохнулась при их приближении, она рассматривала свои карты и кивала рассеянно на слова Ее Величества.

— Что, князь Григорий? У тебя еще один сюрприз? — встретила царица подходившего Потемкина. — А! Здравствуйте, Матвей Иванович! Каково вам на этом празднике? У вас, чай, не по-нашему веселятся…

— Вот, Ваше Высочество, — поклонился Потемкин даме, играющей с Императрицей, — рекомендую вам Матвея Ивановича. Он наши танцы не умеет, а может, и не хочет. Он на поле боя с турками изрядный «контроданс» устраивает. А коль не танцует, пусть вас разговором развлечет.

— Я свидетель, Мария Федоровна, — сказала Императрица. — Анекдоты Матвея Ивановича заставляют смеяться до слез.

Мария Федоровна подняла красивые черные глаза на подошедших и окинула Платова одним-единственным пристальным взглядом. «Ого!..» — вот все, что успел подумать Матвей. При близком рассмотрении можно было догадаться, что ей за тридцать. Это была сложившаяся, сильная, пожившая женщина с яркой, даже пугающей красотой, и один ее взгляд, казалось, высветил все, даже не успевшие окончательно родиться платовские мысли. Замедленным движением век она показала, что и потемкинские слова, и платовские мысли приняты ею к сведению, и, «скинув» карту, улыбнулась Императрице, приглашая играть дальше.