Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

— Н-да, хозяйство…

— Хочу обратить внимание Вашего Превосходительства на возможные волнения.

— Какие волнения? Никаких волнений…

— В мае откочевала, извольте видеть, калмыцкая орда. И не велено было мешать. Но более полутора тысяч душ осталось. С ними три князька каких-то. Оные калмыки рассеялись по всему Войску, составили шайки и воруют; генерал-майор Сычов и генерал-майор Кутейников вели следствие — калмыков таких около сотни. Украли более пяти тысяч голов скота и семь тысяч лошадей, причем соплеменники их не выдают.

— Всего-то?.. Ну, с этими мы быстро. Заготовь приказ, — Платов лениво потянулся и одним махом решил дело. — Так. Всех калмыков силой выселить на левый берег Дона. Кочевать им, — по обычаю предков. Весной — по Кагальнику и Салу, летом — по Карбулаку и Гашуну, осенью — у соляных озер, зимой — у Маныча. Направить к ним приставов. Беднейших выловить и отдать в работы в левобережные станицы, чтоб зарабатывали себе на жизнь и были под присмотром. Как заработают, разбогатеют, вернуть их в свои кочевья. Вот так я тебе скажу.

— Помимо рапорта на высочайшее имя сделать подобное невозможно, — возразил Денисов.

— Подадим и рапорт, — успокоил Платов. — Вели собрать все, что на них вешают, на этих калмыков. Будем писать царю. Что, по твоему мнению, в Войске первостепенное значение сейчас имеет? Калмыки — это не первостепенное, сними. Считай, решили.

— Служба, — твердо сказал Денисов, — очередность, сроки и справа [89] Необходимые для службы конь, обмундирование и оружие казака. для бедных.

— Это верно, — вздохнул Платов. — Что предлагаешь?

Денисов довольно толково стал излагать свои предложения, как регулировать выход на службу, как пресечь уклонение, высылку вместо себя наемщиков, как помочь неимущим. Регулярно бы сменялись и возвращались домой через три года, а с Кавказской линии — через два года. Тоже самое относительно внутренних губерний России, где казаков постоянно гоняли на усмирение, — два года, чтоб не разложились.

— Да, это верно, — подтвердил Платов. — Составь-ка, брат, мне подробнейший рапорт с предложениями. И это пропиши, как его… Ну, в общем, ты меня понял…

Сложные дела можно было доверять Денисову, который безропотно нес службу члена канцелярии, но всякое свободное время посвящал поискам справедливости и управы на ущемляющее его начальство. Платов его пока не ущемлял, но, по обыкновению, бумаги, составленные Денисовым, зачитывал и посылал по начальству как плод своего непосильного труда. Потом Денисову это надоест, он скажется больным и отправится в Россию продавать скот и откупать крепостных, короче — богатеть. Но сейчас, в 1801 году, он тянул всю важную работу в Войсковой Канцелярии, и Платов мог спокойно заняться делами более важными, можно сказать — необходимыми. Упрочить власть и — выше, выше, выше… Современник великим донцам и сам великий донец, видел Матвей Иванович в сильных мира сего то, что потомки не могли увидеть на парадных портретах. Портреты пишутся в угоду тщеславию лиц, на оных изображенных, и в назидание потомкам, дабы пример брали. Современники же видели жизнь отнюдь не с парадной стороны.

Бесконтрольная снизу и удаленная от Петербурга донская старшина впала в немилосердные поборы, пронизала ими Дон снизу доверху. Чрез многие их взятки роптало Войско, грозило, «чтоб-де от тех их обид многих и взяток река б не дрогнула». А кто, наоборот, за взятки от государственной службы отлынивал. Был случай: на Белой Калитве четыре казака — Свинарев, Харичкин, Кириллов и Степанов — дали атаману станичному по десятке и записались умершими, чтоб в походы не ходить. Петербургское начальство, все время бесславно боровшееся с лихоимством, не могло концов найти, свидетелей опрашивало, а не знало оно тонкостей донской жизни. Атаманы станичные — не дураки, чтобы своими кровными взятки давать, давали станичными деньгами, а расходы — люди подотчетные — вносили в станичную книгу. Открой любую — все, как на ладони:

«Судье Бобрикову во время производства над женкою Бородиною следствия подарено 10 рублей» (запись из книги Калитвенской станицы за 1804 год).

По неисчислимым записям легко определить, кто ж в Войске Донском главный. Размер взятки — верный признак. Вот запись книги Гундоровской станицы за 1796 год:

«Станичных денег генерал-майору и кавалеру Мартынову поклонились — 45 р.

Ивану Артемовичу (Янову) поклонились — 40 р.

Дьяку Гавриле Колпакову — 20 р.

Андрею Мартынову куплено сахару — 7 р. 80 коп.

Землемеру Василию Тацыну поклонились — 5 р.».

Чуть позже заявился в Гундоровку сам восковой атаман.

«В приезд Его Высокопревосходительства господина генерал-лейтенанта Алексея Ивановича Иловайского поклонились — 10 р.

С ним же бывшему генерал-майору Дмитрию Иловайскому поклонились — 5 р.».

Странно, казалось бы, Мартынову дают на лапу стоимость трех коней, а войсковому атаману кланяются полудохлой кобылкой. Да и дьяк войсковой (Иван Артемович) огребает вчетверо больше войскового же атамана. Ясно, кто в Войске хозяин?

Атаман, чаще всего, — вывеска. Замкнутая, соблюдающая равенство община охотнее берет его «со стороны». И меж своими зависти не будет, и в случае чего чужого «сдать» не жалко. Лишь через поколения, послужив обществу, становятся люди «своими».

Со стороны же казалось, что храброму да расторопному на Дону в атаманы выйти легко. По заслугам человека вверх двигают, кто б он ни был. Справедливое там общество…

И когда атаманов стали царскими указами назначать, мало что изменилось. Высшая власть подбирала людей на Дону новых, не успевших сродниться, связями обрасти, чтоб не покрывали донцов, блюли б царские интересы. И это с донским обычаем совпадало. Про того же Иловайского помнили, что пришел его предок на Дон с Тамбовщины, с города Темникова, не так давно. А сменивший Иловайского Василий Орлов происходил от «московита», бежавшего от царя Петра Алексеевича во время стрелецких волнений.

Сами атаманы, люди неглупые, истинное положение свое сознавали, стремились переродниться с коренной черкасней, о детях-внуках заботились, знали: если уж не признают на Дону своим, то при всем внешнем почтении «сдадут» рано или поздно, как уральцы «сдали» Пугача, как свои «сдали» Стеньку Разина, как «сдали» Булавина — айдарского казачка. Иловайский пять дочерей своих рассовал за старшинских детей, породнился с Карповыми, Сысоевыми, Яновыми, Кутейниковыми, Луковкиными. А Василий Орлов, не в пример Иловайскому, искал другие связи, дочь отдал за графа Палена, а сына женил на дочке министра финансов. Ну и дай ему Бог… Своим на Дону он не стал. Числились потомки его по Пятиизбянской станице, а жили при царе в Петербурге…