Гертруда Кирхейзен - Женщины вокруг Наполеона

Однако если железная воля Наполеона и ослабела немного при виде чудной женщины, то во всяком случае эта слабость была непродолжительна, потому что судьба Пруссии была давно уже решена в его голове. Никоим образом он не поставил бы в зависимость свои политические намерения от чувства своего сердца. Такой государственный человек, как он, не мог поддаться подобному влиянию. Что он уже давно установил свой план действия, нам ясно из его слов, сказанных генералу Гурго на острове Св. Елены: «Королева Луиза приехала слишком поздно в Тильзит; у меня все было уже решено… Я не мог уступить Магдебурга, потому что он был мне нужен, чтобы поддержать саксонского короля».

Веселая и полная надежд поехала королева Луиза в 8 часов вечера на парадный обед императора в сопровождении маршала Бертье. Она была в очень бодром настроении во все время обеда, на котором кроме Фридриха-Вильгельма и императора Александра присутствовали еще принц Генрих прусский, великий князь Константин, король Иоахим Мюрат, кронпринц Людвиг баварский и старушка графиня Фосс. Луиза сияла своей очаровательной красотой. На ней было ярко-красное, затканное золотом газовое платье. Головным украшением ей служил красный шелковый тюрбан, который шел к ней как нельзя лучше. Наполеон шутил над этим головным убором, говоря, что он не должен нравиться императору Александру, потому что он во враждебных отношениях с турками. В таком же шутливом тоне Луиза возразила ему, что ее тюрбан, однако, должен быть в высшей степени приятен его слуге, мамелюку Рустаму. Словом, весь обед прошел в очень приятном и оживленном настроении. Наполеон все время был полон самой внимательной предупредительности по отношению к королеве и необыкновенно любезно разговаривал с ее гофмейстериной графиней Фосс.

После обеда он взял из одной неподалеку стоявшей вазы красную розу и галантным жестом подал ее королеве. Эта последняя на момент поколебалась принять ее, но, как истая женщина, она и при этом случае вспомнила о своей дипломатической задаче и сказала, что да, она принимает ее, но только вместе с Магдебургом. Это послужило поводом к переходу разговора на текущие события. Наполеон спросил Луизу, как, собственно, Пруссия дерзнула воевать с ним, на что Луиза дала ему так восхваляемый Талейраном гордый ответ: «Ваше величество, слава Фридриха Великого ввела нас в заблуждение относительно нашего могущества». Так как министр не присутствовал при первом разговоре Наполеона и Луизы, то он мог услышать эти ее слова только при втором их свидании за обедом. Наполеон был очень вежлив, однако и на этот раз не дал ей никаких определенных обещаний. «Она выказывала передо мной весь свой ум, а его у нее было много, – говорил он на острове Св. Елены. – Ее манеры были очень приятны, но я решил остаться твердым, хотя мне приходилось все время быть настороже, чтобы не взять на себя каких-либо обязательств и не надавать двусмысленных обещаний, тем более что за мной внимательно наблюдали, особенно император Александр». Тем не менее этот день закончился надеждами для Луизы; она не была недовольна результатом своего разговора с французским императором, потому что под конец он сказал ей: «Мадам, мне всегда рассказывали, что вы вмешиваетесь в политику, а теперь, после всего, что я слышал, я сожалею, что это неправда».

И тем печальнее было разочарование, тем горше испытание, которое ей пришлось пережить на другой день. Мир, который до ее прибытия в Тильзит все еще находился в неопределенном положении, был внезапно заключен и подписан в двадцать четыре часа, и Наполеон перед этим не пожелал еще раз видеться с Луизой. В этот день он несколько раз проезжал верхом мимо ее дома, но не поднимался к ней наверх. Не боялся ли он в конце концов не устоять против обаяния ее личности, как русский император в 1802 году, который только в угоду королеве сделался союзником Пруссии? Честолюбивые планы Наполеона и его политика не допускали, чтобы в его сердце могло проникнуть чувство, способное склонить его к более мягким условиям, что случилось бы вполне естественно со всяким другим, будь он на его месте. И действительно, еще вечером 6 июля он говорил русскому царю: «Прусская королева – очаровательная женщина; ее душа соответствует ее уму, и, право, вместо того, чтобы отнимать у нее корону, является искушение положить еще и другую к ее ногам…». «Король пришел тогда вовремя, потому что еще четверть часа – и я, кажется, согласился бы на все ее просьбы».

И все же, к своему горю, Луиза должна была узнать, что он предъявил еще более суровые требования, чем до ее прибытия. Такой несчастный исход ее миссии поразил ее, как глубочайшее личное унижение. Но во всяком случае та поспешность, с которой действовал Наполеон, дает право думать, что он не чувствовал себя перед ней достаточно твердым и уверенным, хотя он и говорил своему главному шталмейстеру Коленкуру: «Мой план был непоколебим, и видит Бог, что прекраснейшие глаза в целом мире, – а они были действительно прекрасны, Коленкур, – не могли бы ни на йоту поколебать меня в моем решении!». Также и императрице Жозефине он писал 7-го и, вероятно, 8 июля: «Королева Пруссии присутствовала вчера у меня на обеде. Я должен был все время быть очень настороже, чтобы не согласиться на некоторые уступки в пользу ее мужа, к которым она хотела меня принудить. Она очень мила и любезна… Когда ты получишь эти строки, мир с Пруссией и Россией будет заключен и Жером будет признан королем Вестфалии с тремя миллионами жителей…». Во втором письме он пишет ей: «Прусская королева – восхитительная женщина. Она очень мила и любезна со мной. Но тебе нечего ревновать. Я точно клеенка, к которой не пристает вода… Впрочем, на этот раз мне слишком дорого обошлось бы разыгрывать из себя галантного кавалера».

Условия мира сделались известны. Пруссия должна была уступить все провинции западнее Эльбы, Коттбус, Куксгавен, области Неце и Кульм, Новую Восточную Пруссию, Южную Пруссию и Данциг с милей расстояния вокруг городя. Мемель был назначен русскому императору, но он от него отказался. Часть Восточной Пруссии отошла к Саксонии под именем герцогства Варшавского. Жером, как мы уже видели из письма Наполеона, сделался королем Вестфалии. Кроме того, Пруссия обязывалась закрыть свои гавани для английской торговли, – словом, она всецело отдалась в руки победителя.

Большего позора королеве Луизе не могло быть нанесено. Она приехала в Тильзит, она презрела всю свою гордость, она пренебрегла своим самолюбием и своим рангом, чтобы просить Наполеона о более мягких условиях для ее страны. И что же? Она не добилась ни малейшей уступки! При подписании мира Наполеон сказал графу фон-дер-Гольцу, что все, что он говорил с королевой, были лишь вежливые фразы, и Пруссия обязана своим независимым существованием только русскому императору, потому что не будь его, он посадил бы своего брата Жерома на прусский трон. «Королева Луиза, – продолжал он, – никогда не была моим другом… но я не сержусь на нее за это. Как женщине, ей не было необходимости входить в такое детальное обсуждение политических событий. Она наказана за свое властолюбие, но все же она проявила много твердости характера в несчастье… Нужно отдать ей справедливость, что она говорила очень умно… По крайней мере, она обнаружила по отношению ко мне больше доверия, чем король, который не счел нужным одарить меня таковым».