Гертруда Кирхейзен - Женщины вокруг Наполеона

Вечером королеве предстояла еще мучительная пытка снова встретиться с Наполеоном за столом. Он давал в честь ее последний обед. Но он был скорее похож на похоронные поминки. Все общество было в молчаливом и подавленном настроении, и сам Наполеон казался смущенным. На всех присутствующих события лежали тяжелым гнетом, разговор не вязался и был принужденным, несмотря на то, что Мюрат со свойственным ему всегдашним оживлением пытался настроить всех на более веселый тон.

Когда по выходе из-за стола королева еще раз попыталась заговорить с Наполеоном о политических событиях, так как до последнего момента она не хотела оставлять ничего неиспробованным, то он довольно грубо осадил ее словами: «Вы хотите принуждать меня до последнего момента?». И все же, когда она шла под руку с Наполеоном до своего экипажа, она не могла удержаться, чтобы не сказать ему еще раз: «Возможно ли, что после того, как я видела лицом к лицу человека целого столетия и истории, он не захотел дать мне удовлетворения сохранить ему вечную благодарность?». На что он ей коротко ответил: «Что вы хотите, мадам? Я достоин всяческого сожаления, потому что это дело моего злого рока!».

Глубоко опечаленная и оскорбленная, уехала королева из Тильзита. Как Мария Тюдор, она любила после говорить: «Если бы можно было открыть мое сердце, то там нашли бы похороненным имя Магдебурга». Никогда больше она не видела Наполеона, хотя незадолго до своей смерти имела намерения увидеться с ним еще раз. Но все же, несмотря на то, что она считала себя обманутой жертвой Наполеона, ее мнение о нем после свидания с ним в Тильзите стало гораздо благосклоннее прежнего.

Впрочем, в 1808 году, когда она узнала, что император Александр должен встретиться с Наполеоном в Эрфурте, ее ненависть сказалась еще раз. По этому поводу она писала царю из Кенигсберга 8 сентября: «Итак, вы увидитесь опять с Наполеоном, с этим человеком, который, как я знаю, вам настолько же антипатичен, как и мне, с этим человеком, который давит все и всех, а тех, которых не может тотчас же подчинить себе, хочет побудить к поступкам, последствием коих будет для них потеря преимуществ, никогда не бывших его уделом, – а именно потеря общественного уважения! Заклинаю вас, дорогой кузен, со всей нежностью, на какую только способна моя дружба к вам, берегитесь этого ловкого лгуна. Послушайтесь моего голоса, который говорит только для вас, для вашей славы… Не допускайте внушить вам предпринять что-либо против Австрии!». Известно, однако, как «дорогой кузен» последовал советам королевы.

Все же, помимо этих излияний, обращенных к другу, в своих выражениях о Наполеоне Луиза была значительно мягче, чем прежде. Этому, может быть, способствовало то обстоятельство, что сам император со времени своего свидания с ней при каждой возможности выражал ей свое полнейшее уважение и восхищение. Если речь заходила о прусской королеве, он всегда говорил о ней с высшей похвалой. Никогда больше он не позволял себе высмеивать или оскорблять ее личность. Теперь, когда он знал ее, он понимал, что такая женщина заслуживает только уважения, почтения и восхищения. После событий в Тильзите он сказал императору Александру, что по его мнению королева могла бы лучше править официальными делами, нежели король. И если все-таки Луиза, несмотря на свой ум и такт, не смогла ничего добиться, то причиной этого было не ее дипломатическое неумение, а то, что воля Наполеона в политике была непреклонна и ни за что на свете он не мог допустить, чтобы влияние женщины могло изменить что-либо из его решения. «Государства гибнут, как только женщины забирают в свои руки официальные дела… Для меня достаточно, если женщина пожелала чего-нибудь, чтобы как раз сделать обратное». Это было его принципом, и от него он никогда не отступал.

Второй брак Наполеона был его погибелью. Политика связала его с австрийской эрцгерцогиней, политика разлучила его с ней. Это сказал уже в 1813 году князь Шварценберг. Сам Наполеон называл эту эпоху своей жизни «пропастью, замаскированной цветами». И действительно, как только засохли цветы, скрывавшие вначале от его взоров бездну, она зазияла перед ним своей страшной глубиной. Но было уже слишком поздно. Он думал этим союзом доставить себе и Франции огромную политическую выгоду и прежде всего обеспечить длительный мир, а также баюкал себя пагубной мыслью, что могуществом он может достигнуть того, в чем ему было отказано по рождению. Его честолюбие было удовлетворено. Этой своей женитьбой он дал миру беспримерное в истории времен и народов зрелище: он, выскочка, сын революции, узурпатор, и он выбирает себе супругу из стариннейшего из царствующих европейских домов. Он, Наполеон Бонапарт, сделался зятем императора Австрии, который незадолго еще до этого носил титул «императора Германии»! Итак, Наполеон окончательно был принят в королевскую среду. Для его династии был заложен краеугольный камень, потому что эта юная эрцгерцогиня представляла верную гарантию в том, что она даст наследников. «Благо Франции требует, чтобы основатель четвертой династии жил до преклонного возраста, окруженный непосредственным потомством, как защита и порука для всех французов и как залог славы Франции!» Так говорил сын разведенной Жозефины, принц Евгений в государственном совете 16 декабря 1809 года.

И однако императору французов пришлось дорого заплатить за этот шаг, продиктованный ему честолюбием и политическими соображениями. Внезапно рухнул трон и царство, и только горестное воспоминание о сказочном счастье и о блестящем времени супружеской жизни с царской дочерью осталось в удел изгнанника на неприютной скале среди океана. Там впервые он ясно осознал свою ошибку. Как бы в оправдание самого себя говорил он однажды: «Мне ставят в упрек, что связь с австрийским домом вскружила мне голову, что после женитьбы я стал считать себя настоящим владыкой, словом, что я на минуту вообразил себя Александром, сыном богов!.. Но разве это не вполне естественно? Я получил в жены молодую, красивую женщину. Разве же мне нельзя было радоваться этому? Разве я не имел права уделить ей несколько минут моей жизни, не делая себе за это упреки? Неужели же я не мог разрешить себе отдаться на некоторое время своему счастью?».

Действительно, не только Наполеон, но и всякий другой мог бы гордиться таким приобретением, тем более что Наполеон не был даже другом властителя, дочь которого он получил в супруги. Правда, Австрия и Франция в данный момент находились в мире, но еще немного времени прошло с тех пор, как замолк гром сражений и рассеялся пороховой дым. Могильные холмы над воинами, павшими под Ваграмом, еще были свежи и не поросли травой. Австрия еще стонала под бременем податей, возложенных победителем. Она еще печалилась о потере владений и вообще страдала от последствий тех войн, которые она вела с Францией со времен революции. Воспоминание о последних победах французов болело как незажившая рана в сердцах всех австрийцев. «Бог и его ангел-истребитель Наполеон обрушились на нас!» – воскликнул Генц, и его слова были откликом чувств всего австрийского народа. Франция, которая уже десятки лет была роковой для Габсбургского дома, которая втащила на эшафот эрцгерцогиню Марию-Антуанетту, эта Франция в лице своего владыки требовала теперь новой жертвы политики.