Михаил Казовский - Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка…

— Клянусь.

— Что ж, договорились.

Он поднялся — совершенно спокойный и благодушный, словно сложившаяся ситуация ему нравилась. Вежливо кивнул, щелкнув каблуками, и спросил беззаботно:

— Я надеюсь, вы подарите мне тур вальса?

— Вальса? — она тоже поднялась и смотрела на него изумленно. — Вы способны танцевать после происшедшего?

— А что такое случилось? Мэри, бросьте переживать: мне еще отмерено, думаю, лет шесть. Так что все в порядке. Будем сегодня веселиться.

Щербатова прижала пальцы к вискам, словно пытаясь справиться с головной болью.

— Нет, не могу. У меня сердце не на месте.

— Ничего не будет, поверьте. Пойдемте, музыка играет.

— Нет, нет, Михаил Юрьевич. Я поеду домой.

— Вы меня бросаете?

— Я вас не бросаю, но и быть здесь сегодня более не могу.

— А еще говорили, что любите меня.

— Да, люблю, люблю, к сожалению.

— Отчего же «к сожалению»?

— Оттого, что это невыносимо! — И провожаемая любопытными взглядами, она вышла из буфетной.

Лермонтов постоял, покачался с каблука на носок и обратно, крякнул, подошел к стойке и спросил у буфетчика:

— А что, любезный, водка у тебя есть?

— Никак нет, ваше высокородие, крепче лафита ничего не велено подавать.

— Ну, налей лафиту, черт с тобой.

Он выпил рюмку, отщипнул виноградинку и пошел пригласить кого-нибудь на танец. Никакого волнения не испытывал. Ощущал себя человеком, после долгих размышлений и сомнений принявшим, наконец, единственно правильное решение.

Своим секундантом Лермонтов, разумеется, выбрал Монго. А кого же еще? Родственник, самый близкий друг. На него можно положиться и в бою, и в делах амурных. Тот, узнав причину дуэли, поддержал поэта по всем пунктам: а) Щербатова — хорошая партия, станет верной женой и отличной матерью будущим детишкам; б) де Барант — подлец, и его надо если не убить, то примерно постращать, пусть обделается во время дуэли.

Встретились с секундантом Эрнеста — им оказался виконт д’Англес: испанец, но французский подданный, он приехал в Россию с биологической экспедицией (изучение редких растений и насекомых). Виконт заявил, что поскольку его подопечный — обиженная сторона, то ему и следует выбирать оружие; таковым должны быть шпаги. Монго вступил в пререкания, но поручик осадил друга — шпаги так шпаги, это все равно, впрочем, пистолеты тоже надо взять.

— Назначайте время и место, — предложил д’Англес.

— Завтра в полдень, на Парголовской дороге за Черной речкой, — сказал Лермонтов.

У Столыпина вытянулось лицо.

— Ты сошел с ума?

— Что тебя смущает?

— Черная речка — там убили Пушкина.

— Именно поэтому. Отомщу французам.

Но приятель не согласился.

— Роковое место. Я бы не стал рисковать.

— Ерунда, оставим мистику. — Он кивнул виконту. — Вы не против, Рауль?

Тот пожал плечами.

— Мне, признаться, все равно. Я вообще не люблю дуэлей. Но коль скоро сын моего старинного друга де Баранта попросил меня об этой услуге, я не мог ему отказать. Будем ждать вас завтра там, где вы сказали.

— Мы не опоздаем.

Когда испано-француз удалился, друзья заказали шампанского и поехали к девочкам…

Утром следующего дня Михаил растолкал приятеля со словами:

— Поднимайся, давай, нам уже пора.

— Что, куда? — разлепил глаза еще не совсем протрезвевший Монго.

— Как — «куда»? На Черную речку.

— Для чего?

— У меня дуэль нынче.

Выругавшись по матушке, друг вскочил и начал торопливо одеваться. Посмотрел встревоженными глазами.

— Может, не поедем, Маешка? Черт с ним, с Барантом. Тоже мне, велика́ птица — честь ему оказывать!

— Едем, едем. Я давно решил.

— Так перерешай.

— Не подумаю.

Утро выдалось сырое, хмурое, под ногами чавкал раскисающий снег. На Столыпина было жалко смотреть — толком не проснувшийся, плохо выбритый, он нес в одной руке шпаги в ножнах, а в другой — коробку с дуэльными пистолетами-кухенрейтерами. Кучер запряг жеребца, и друзья в коляске покатили на Парголовскую дорогу. Лермонтов был спокоен, только непривычно серьезен, погружен в свои мысли. Монго снова начал:

— Передумай, прошу тебя. Время есть. Повернем оглобли — и поедем выпьем. У меня во рту и в желудке ужас что, самому противно. Ну, зачем жизнь свою ломать из-за этой французской сволочи? Право слово!

Поэт не отвечал.

— Ты слышишь меня, Маешка?

— Слышу, слышу.

— Ну, так повернем?

— Отстань. Я же говорю: ничего плохого не будет. По моим расчетам, мне на небеса еще рано.

Друг не унимался, продолжал ворчать:

— Может быть, тебе еще рано, а ему? Вдруг ты его убьешь? Ведь что получится — русский офицер заколол сына французского посланника! Мы с тобой в Сибири сгнием.

— Успокойся ты. Я Щербатовой обещал, что стрелять стану в воздух. А на шпагах — царапну не сильно. И она обещала, что уговорит де Баранта действовать так же.

— Ну, не знаю, не знаю, Миша, — мрачно бубнил Столыпин. — Все это ни к чему, и гораздо лучше возвратиться теперь домой.

Наконец приехали. Де Барант и д’Англес уже ждали. Сухо поздоровались, осмотрели оружие. Выбрали площадку — более-менее ровную, но покрытую серым снегом. Лермонтов почувствовал, что в сапог проникает талая вода и нога становится мокрой.

Верхнюю одежду скинули, чтобы она не мешала движениям. Секунданты поставили дуэлянтов друг против друга и скомандовали сходиться. Поначалу схватка не удавалась: де Барант осторожничал, нападал без рвения, Лермонтов отбивал удары и не наступал. После нескольких минут этой канители у Столыпина лопнуло терпение. Громко выругавшись, он проговорил:

— Господа, вы деретесь или нет? Я совсем озяб. Не хотите ли помириться?

Неожиданно француз сделал выпад, Михаил не отбил, и клинок оцарапал ему руку чуть ниже локтя. Разозлившись, поэт перешел в атаку, но его шпага попала в рукоятку шпаги де Баранта и переломилась. Секунданты сделали отмашку.

— Может, хватит? — по-французски спросил Монго.

— Я не против, — согласился д’Англес.

— Нет, продолжим, — возразил де Барант.

— Продолжаем, — зло поддержал Лермонтов.

Вынули дуэльные пистолеты. Секунданты осмотрели их и зарядили. Отсчитали положенные шаги и опять поставили соперников друг против друга. Правая нога Лермонтова стала совсем мокрой. Он повернулся боком и слегка прикрылся рукой, чтобы пуля противника не попала в сердце.

— Сходитесь!

Мокрый снег хлюпал под подошвами сапог.

Первым выстрелил де Барант и промахнулся.

Лермонтов криво улыбнулся и выпалил в воздух.

Монго прямо-таки подпрыгнул от удовольствия:

— Все, все, поединок закончен! Не угодно ли господам обменяться рукопожатием?

На лице француза не было ни радости, ни печали, лишь тонкие усики чуть подрагивали от нервного тика. Михаил же не скрывал веселости: схватка состоялась, правила соблюдены, и никто не умер. После сдержанных реверансов обе стороны разъехались.