Виктор Фрадкин - Дело Кольцова

Тыл Испании был в это время настоящей ярмаркой шпионов всех стран. Сюда перебрался, расположившись в Барселоне, Эренбург со своим «штабом». Савича он устроил на службу в ТАСС, Путерманаº — в военную цензуру, Стефу держал при себе секретарем, а ее муж определился в разведывательное управление. Личные связи Эренбурга были особенно сильны среди анархистов. С ними он вел переговоры от имени Антонова-Овсеенко, при котором состоял. Осенью 1937 он вернулся в Париж. Здесь мы виделись втроем с ним и Мальро и примирились после конфликта на конгрессе. Мальро просил меня по приезде в Москву отослать оттуда его брата, так как обстановка там и его пребывание становятся опасными. Я это ему обещал и сделал.

Весну 1938 года Эренбург провел в Москве (о встречах и разговорах с ним в этот период я уже показывал). Уезжая, он указал мне на Валентину Мильман, которая осуществляла связь между ним и его группой в Москве и просил, если будет что-нибудь важное, передать через нее. Он передал привет от Мальро, который опять уехал в Испанию.

В мае 1938 года в Москве позвонил Луи Фишер и попросил заехать, так как он приехал только на два дня и через час уезжает. Я говорил с ним минут 10 (в передней) — в комнатах шла укладка. Он сказал, что приехал за семьей, но она не получает паспортов на выезд, хотя Ежов обещал ему дать их. Задержка (или отказ) в выдаче паспортов его крайне тревожила, так как его семья дружила с семьей уже арестованного Миронова. В Москве он успел, по его словам, повидать только Литвинова. Он торопился в Париж и в Испанию, к Негрину, советником и агентом по закупке оружия он по-прежнему состоял. Он предполагал вскоре опять вернуться в Москву за семьей и тогда поговорить подробно об Испании. На этом связь с ним закончилась.

Таким образом я признаю себя виновным:

1) В том, что, будучи завербован Радеком К. Б., передавал с 1932 по конец 1934 года шпионскую информацию германским журналистам через посредство Миронова Б. М., при участии и содействии Уманского К. А.

2) В том, что покрывал и содействовал М. Остен в ее связи с антисоветскими шпионскими элементами в среде немецких эмигрантов.

3) В том, что, будучи завербован Мальро А. и Эренбургом И. Г., сообщал им с 1935 по 1937 год шпионские сведения для французской разведки.

4) В том, что оказал содействие американскому шпиону Луи Фишеру в Испании с 1936–1937 году и сообщал ему шпионские сведения о помощи СССР Испании.

ВСТАВКИ

Радек правильно учел мою мелко-буржуазную психологию и авантюризм. Я устремился по указанному им направлению и втянулся в этот политиканско-шпионский кружок. Вскоре у меня установилась тесная связь с работавшим тогда в Отделе Печати Наркоминдела Уманским.

Миронов говорил, что инкоры имеют представление о некоторых из этих лиц, но им важно мое мнение, как хорошо разбирающегося в людях и знающего обстановку, в которой они работают. Это помогало им ориентироваться.

Виноградов Б. Д., работавший в этот период секретарем полпредства в Берлине, иногда наезжал в Москву и наряду с докладами в Наркоминделе, всегда делал доклады Радеку, который ему очень покровительствовал. Он также примыкал к числу «энтузиастов германо-советского сближения». В последний раз он появился в январе 1938 года и рассказал, что был исключен из партии, но восстановлен и вновь послан за границу, по указанию Ежова Н. И., которому оказывал за границей важные услуги.

Он также просил совершенно объективно сказать ему, каковы сейчас шансы Троцкого и его людей в СССР. Я ответил, что совершенно объективно эти шансы равны нулю. Он сказал, что таково мнение и его французского правительства.

В другой раз, в 1937 году, приехав вместе с женой Людмилой Крестинской (племянницей Крестинского Н. Н.), Толстой поселился вместе с Марией Бенкендорф-Будберг, своей старой приятельницей, агентом Интеллиженс Сервис, известной по делу Локкарта.

Вопрос: Будучи изобличенным в изменнической деятельности, вы признали, что на протяжении ряда лет вели шпионскую работу в пользу некоторых иностранных разведок. Вы, однако, продолжаете умалчивать о ряде существенных фактов и обстоятельств вашей предательской деятельности.

Вам предлагается дать подробные и исчерпывающие показания о всех ваших преступных действиях и связях?

Ответ:В своих предыдущих показаниях, я в общих чертах рассказал следствию о своих преступлениях перед партией и страной, допускаю, что я мог кой-какие обстоятельства и факты упустить, в процессе дальнейшего следствия я попытаюсь это восполнить.

Вопрос: Мотивы ваших «упущений» нам ясны. Предупреждаем вас, что при попытках с вашей стороны стать на путь ложных или не до конца искренних показаний, мы изобличим вас и заставим рассказать правду?

Ответ:Я согласен правдиво отвечать на поставленные мне следствием вопросы. Запирательство я прекратил и то, в чем я виновен — признал.

Вопрос: В чем конкретно вы признаете себя виновным?

Ответ:Я виновен в том, что начиная с 1923–24 г.г. разделяя по существу взгляды троцкистов, я скрывал это от партии.

Я виновен также в том, что в 1932 г. был привлечен РАДЕКОМ к антисоветской работе и в течение ряда лет снабжал германские разведывательные органы шпионскими сведениями.

Я виновен далее в том, что став на путь предательства интересов советского государства, я впоследствии в 1935–36 г.г. дал согласие вести шпионскую работу и в пользу французской разведки и такую работу вел.

Я виновен, наконец, в том, что оказывал в 1936–37 г.г. содействие и снабжал шпионскими сведениями американского журналиста Луи ФИШЕРА.

Вопрос: Начнем с существа вопроса — вашей шпионской деятельности. Расскажите подробно о всех фактах вашего предательства?

Ответ: Мне придется начать с некоторых обстоятельств, предшествовавших моей непосредственной шпионской работе.

Вопрос: Можете начать с этого, только покороче. Нас интересуют конкретные факты вашего предательства.

Ответ:Мое сползание с партийных позиций началось задолго до того, как я оказался по ту сторону баррикад — в лагере контрреволюции.

Мелко-буржуазное происхождение и воспитание, а главное враждебное антисоветское окружение, в котором я находился в период Октябрьской революции, предопределило мое недоверчиво-враждебное отношение к пролетарской революции, что впоследствии, безусловно, сыграло известную роль в том, что я оказался в рядах врагов советской власти.

Начав с работы в Наркомпросе, под руководством А. ЛУНАЧАРСКОГО, я был восхищен его «свободными» либерально-примиренческими взглядами в отношении целого ряда враждебных Советскому государству фактов и явлений и, в частности, его благодушным отношением к буржуазной литературе и прессе, даже если они были антисоветского направления и нападали на Советскую власть. Это отношение и взгляды на враждебную Советской власти буржуазную печать я воспринял, как должное.