А. Лидин - Сказания о русских витязях

— Злодеи! — вскричал он. — Они не довольны были умерщвлением такого числа неповинных людей, но хотели еще, продолжая мое ослепление, пожертвовать своему неистовству и сего премудрого иностранца, без спасительного уведомления коего не престал бы я никогда обагрять моего скипетра неповинною кровью и учинять моего царствования примером наилютейшее тиранство!

По сем восклицании обратился он к Светлосану и, благодаря ему наичувствительнейшим образом за истолкование стольких важностей, просил его объявить, кому он одолжен столь великим благодеянием. Когда ж Славенский князь объявил ему, что он родом и саном ему равен, тогда Могол в пущее пришел воспаление против злокозненных своих жрецов, описавших ему Светлосана самым злочестивейшим человеком и старавшихся его уверить, что он учинит самое богоугоднейшее дело, ежели повелит умертвить сего иностранца самым мучительнейшим образом.

— О, как несчастлив государь, — возопил он, — окруженный толикими чудовищами! Прости мне, знаменитый князь, — говорил он, обратившись к Светлосану, — варварство, к которому привели меня сии беззаконники; я потщуся его омыть пролитием всей их крови.

Так говоря, старался он оправдать себя перед Славенским князем и учтивостями, оказуемыми славянам, загладить несправедливость поступка против чужестранцев. А к совершению доказательства своей невинности и истинного раскаяния повелел сей день включить в число торжественных и праздновать его ежегодно. Между тем, желая наградить причиненную славянам досаду весельем, приказал учредить в тот день великий пир, к которому приглашены были все знатные вельможи его двора. Между тем Могол, говоря непрестанно со Светлосаном, просил его паки рассказать свою историю обстоятельнее, в рассуждении его путешествия в Индию. Славенский князь во всем его удовольствовал, объявя ему подробно все обстоятельства своей жизни, похищение сестры своей и зятя и ужасные злодейства малорослого чародея.

Император весьма был удовлетворен его повествованием и восприимал к нему час от часу более любви и почтения. А в доказательство своей к нему приязни повелел принесть богатые и великолепные дары для Светлосана и для спутников его; однако ж сей князь от них отрекся учтивым образом, представляя Абубекиру, что в рассуждении его путешествия будут они для него отяготительны. Во время препирания их о сем донесли Моголу, что первосвященник и сообщники его не повинуются его указу и, сверх того, возмущают на него народ и что уже великая оного часть приведена ими к бунтованию. Сие объявление привело императора в великую ярость на первосвященника.

— Неблагодарный и дерзновенный раб! — возопил он. — Вот как он платит мне за несчетные мои к нему щедроты! Но сие его злодейство не останется без наказания; я вскоре заставлю его раскаяться в сем беззаконии! Силостан, — продолжал он говорить, обратившись к страженачальнику, — сей же час вооружи всех моих телохранителей и верных мне распутов и накажи немедленно безумную чернь, дерзнувшую на меня восстать, а неверных жрецов потщися поймать живых. Я хочу казнью их показать пример мучениям, каковым должны предаваться таковые изменники, которые дерзают восставать на своего государя.

Силостан со тщанием повиновался повелению Могола и отбыл произвести оное в действо, а индийский владетель продолжал говорить так, обратясь к Светлосану:

— Ты не поверишь, любезный мой гость, коль велики были мои благодеяния к сему неверному жрецу, а коль безмерна его ко мне неблагодарность, сие ты видишь теперь сам. Он был бедный ученик и понравился мне способом своего красноречия, коим владеет он довольно в нарочитой степени. Сие побудило меня возвесть его в некоторый духовный сан и отверсти ему мои милости, которые напоследок открыли ему путь к первосвященничеству. Обманчивое его красноречие извлекало ему повседневно мои благодеяния; однако ж я и во время оных примечал в нем нередко такое сердце, в котором царствовали властолюбие и корысть. По благости моей к нему не старался я выводить следствий из сих моих примечаний, хотя иногда и доходили до меня жалобы на чрезмерную его жадность к любоимению и власть. Лукавое его красноречие всегда исторгало сего лицемера от моего правосудия. И могу сказать, что при всех его злых намерениях он бы еще и ныне пользовался моими щедротами, если бы его коварство в рассуждении иностранцев и теперешнее его бунтование не открыли мне ясно, что он злодей, стремящийся похитить, может быть, самый мой венец.

Едва успел он окончить последние сии слова, как крик поражающих и поражаемых возбудил во всех внимание и принудил обратиться туда, откуда оный происходил. Они увидели в окна, которые были на площадь, окружающую дворец, что народ в ярости гнал и побивал стражу, посланную от императора на утишение бунта. Первосвященник и сообщники его, сидя на конях, держали священные знамена и побуждали неистовящуюся чернь к кровопролитию. Сие ужасное зрелище привело Абубекира и всех его придворных в великое устрашение.

— Ну, — вскричал он, — теперь мы погибли! Лютый жрец достиг до желания своего; теперь я вижу ясно, что он предприял похитить у меня жизнь мою и венец. Спасайся, любезный мой князь, — сказал он потом с торопливостью Светлосану. — Пускай я один погибну, а ты не должен принять участия в моем злополучии.

Проговоря сие, приказал он принести себе отраву и вооружение, чтоб употребить к своему спасению то или другое, смотря по обстоятельствам.

— Постой! — вскричал к нему тогда Светлосан. — Венценосцу не отравою надлежит оканчивать свою жизнь и не унывать в крайности так, как и не подвергать себя прельщениям в благополучии. Пребудь в чертогах сих, государь! — продолжал он ему говорить. — Мы одни сего возмущения причиною, так мы его и окончать долженствуем.

Проговоря сие, повелел он Бориполку и Русу следовать за собою.

Как пущенная стрела из лука сильною рукою летит визжа, пронзает все и не находит себе нигде в течении своем препон, так и Славенский князь, по исшествии своем из чертогов, бросясь в кучу яростной черни, проницал всюду, как молния, пронзал все, как Перун, и по всем местам отверзал себе пространный путь. Вскоре дошел он до бунтующего первосвященника, который при виде его пламенных очей затрясся и побледнел.

— Помогите! — возопил он к народу. — Вот сей волхв, прельстивший императора и желающий воцариться над нами!

— А, бездельник! — вскричал ему Светлосан. — Я познаю твое коварство, но оно последнее в жизни твоей будет: сей же миг освободится Индия от заражающего ее чудовища и опустошающего вселенную!

Проговоря сие, бросился он на трепещущего жреца и рассек его пополам.