А. Лидин - Сказания о русских витязях

Сие обстоятельство смутило Абубекира и Светлосана: первый принужден был убеждать другого согласиться на желание индийцев, а другой уговаривать народ, который, однако ж, на все его рассмотрения был непреклонен. Сие принудило Славенского князя склониться на то притворно, не возмогши иначе от сего освободиться. Соизволение его наполнило всех радостью: все пали пред ним на землю, принося ему тьмы благодарений и воссылая за него богам неисчетные моления. Посему всяк из народа пошел в свой дом, дабы провести тот день с домашними и приятелями своими в веселье и пировании, обещая себе наперед благоденствие под властью добродетельного сего князя. Но придворному празднеству ничто не могло сравниться: подобного великолепия и веселья никто из индийцев два раза в жизни своей не видывал, ибо оное походило не на обыкновенное, но на волшебное. Все вельможи и знатное дворянство имели в нем участие. Продолжалось оно до самой почти утренней зари и кончилось для того только, что уже пирствующие не в силах были вкушать его веселья.

Во время сего пира славяне, по приказанию Светлосанову, старалися во всем наблюдать умеренность, и когда, отбыв, прочие гости предалися сну, тогда они, переодевшись в индийское платье, которое нарочно для того заготовили, вышли вон из города, не будучи ни от кого примечены в своем намерении, но, быв пешие, недалеко бы могли они уйти, ежели бы, по счастью их, не попался им купец, торгующий конями, коих он вел в город для продажи. Славяне, купив их тотчас, пустились от столицы по проселочной дороге, дабы в случае погони не быть паки возвращенными в город.

Путешествие их несколько дней было нарочито спокойно. Они уже не весьма далеко были от персидских пределов, как остановило их путь следующее приключение. Подъезжая к пространному лесу, увидели они над оным летающего ворона, который как скоро их увидел, то и устремился к ним лететь, каркая притом непрестанно, а полетав около них некоторое время, возвратился опять на вершины леса. Путешественники несколько были сим удивлены, однако ж не остановили своего пути и продолжали оный. Но как скоро поравнялись с лесом, то ворон паки к ним возвратился, каркая изо всей силы, и, летая около славян, делал такие повороты, которыми нечто старался изъяснить, и после опять полетел от них в лес. Славяне, пришед от сего в большее удивление, начали рассуждать о сем приключении, продолжая, однако ж, свой путь. Приметя сие, ворон опять к ним возвратился и уже не только летал вокруг них, но, подлетая к ним, щипал их за платье и старался всячески вразумить их, чтоб они возвратились по его следам. Светлосан понял, что скрывается тут некая тайность, и что птица желает их возвратить в лес; он сообщил о том свои мысли сопутникам своим, которые охотно согласились увидеть окончание сего приключения.

Как скоро ворон понял их желание, то и полетел потихоньку пред ними; славяне последовали за ним и въехали в лес по небольшой тропинке. Недолго следовали они за ним в густоту леса, как усмотрели вдали привязанного к дереву человека. Ворон в самое то время закаркал и, обращаясь то к славянам, то к привязанному человеку, вдруг повалился с воздуха на землю, как бы такое животное, которое не имеет крыльев, и когда путешественники ожидали с падением его убоя, тогда птица, упав на землю, превратилась в зайца и тотчас от них сокрылась.

Сие приключение в большее привело их удивление; и когда они находились от сего почти в недоумении, тогда привязанный к дереву человек вскричал к ним:

— Помогите несчастному, великодушные незнакомцы!

Славяне, возбужденные его просьбою, немедленно подъехали к нему, дабы избавить его от уз. Как скоро Светлосан поближе к нему подъехал, то и узнал в нем того древлянского князя, который подарил ему золотую стрелу, принадлежащую Видостану. Он слез тотчас со своего коня и, отвязывая его, сказал ему:

— Я очень рад, любезный мой князь, что нашел случай отслужить тебе несколько за твой подарок.

Удивленный древлянин сими словами осматривал жадно Светлосана и сам познал его вскоре.

— Ах, государь! — вскричал он, будучи уже отвязан и обнимая Светлосана. — Подарок мой гораздо меньше теперешнего твоего благодеяния.

— Никак, — ответствовал другой, — он для меня очень был важен, и стрела твоя, возвратя свободу Видостану, снискала мне притом такие сведения, каких бы я никогда без нее не получил. Но прежде, нежели узнаешь ты от меня о сем, оставим поскорее сии места, которые жизни твоей были столь опасны. Бориполк, — сказал он потом своему оруженосцу, — отдай князю твоего коня, а ты можешь ехать с Русом вместе, пока попадется нам и для тебя купить лошадь.

Оруженосец исполнил по его приказанию, и Светлосан просил древлянина сесть на оставленного ему коня, после чего оставили они немедленно лес и пустились по той дороге, которая вела их к Персии. Во время пути Славенский князь, желая узнать о всех приключениях древлянина, просил его рассказать подробно свою историю, к чему и прочие присовокупили свои просьбы. Древлянский князь, помолчав немного и вздохнув, начал так свою повесть.

Начало печальной моей жизни ты довольно ведаешь, государь, — сказал он Светлосану, — но сии господа, может быть, о том не знают, чего ради и начну ее с самого ее происхождения. Я называюсь Останом, — продолжал он, — и происхожу от древнего поколения древлянских князей, которых княжество находится в Червонной России между Днепром и Припятью, пространными водою реками. Я родился от последнего князя нашего рода, именем Любослава; и едва я увидел свет, как смерть моей матери, приключившаяся ей от моих родов, возвестила мне несчастную жизнь, на которую сужден я роком. Родитель мой, любя свою супругу весьма страстно, вскоре за нею последовал, препоруча меня в опеку ближнему своему боярину, от которого все несчастие моей жизни устроилось.

Обыкновенно неблагодарность неистовствует наиболее тогда, когда присовокупляется к ней любочестие и корысть. Сей вельможа, именем и нравами Презол, пользовавшийся паче всех милостями моего родителя и снискавший ласкательствами своими его доверенность, употребил ее во зло, прияв по нем во власть правление княжества, и позабыл вскоре, чем он должен сыну своего благодетеля. Сияние венца ослепило его очи; он предприял не токмо лишить меня оного, но даже отнять у меня и жизнь мою, чтоб безопаснее потом воспользоваться плодом своего злодейства. Вследствие адского сего предприятия начал он истреблять, под разными предлогами, приятелей нашего дома, а своих ласкателей и любимцев возвышать на их места, отдая им всю власть в государстве. Напоследок, укрепясь таким образом на престоле, повелел меня, еще младенца бывша, отравить тайно ядом. Но кормилица моя, узнав о сем варварском намерении и будучи верна родителю моему и по смерти его, возгнушалася неслыханным сим злодейством, презирая и обещанное ей за сие великое награждение, и отнесла меня тайно к Славомыслу, Чернобогову первосвященнику, который равномерно сохранял великое усердие к нашему дому.