Альф Якобсен - Линкор «Шарнхорст»

«Я не сомневался, что он попробует обойти конвой с северо-запада и из-за снижения скорости, обусловленного тяжелыми погодными условиями, я решил вернуться на прежнюю позицию — между линкором и конвоем».

В 10.35 Барнетт сигнализировал флагману:

«ПОТЕРЯЛ КОНТАКТ С ВРАГОМ. ОН ИДЕТ КУРСОМ НА СЕВЕР. ПРИКРЫВАЮ КОНВОЙ».

Фрейзер находился значительно западнее, он прекрасно понимал — наступает решающий момент! «Дюк оф Йорк» и Соединение-2 были слишком далеко, чтобы успеть вмешаться. Теперь могло случиться все что угодно. Не скрывая тревоги, в 10.58 Фрейзер дал радиограмму:

«ЕСЛИ КОНТАКТ НЕ БУДЕТ ВОССТАНОВЛЕН, Я ВРАЖЕСКИЙ КОРАБЛЬ НЕ НАЙДУ».

Для вице-адмирала Барнетта пути назад не было. Контакт с конвоем он установил, но тоже находился в кризисной ситуации. Уже был двенадцатый час пополудни. Крейсера шли зигзагообразным курсом на дистанции от 8 до 10 миль впереди торговых судов, следовавших под прикрытием из четырех эсминцев — «Маскетир», «Матчлесс», «Вираго» и «Оппорчун».

Капитан Фредерик Пархэм, командир флагманского корабля и друг Барнетта, находился в центре событий:

«Приняв решение держаться с конвоем, он пригласил меня к себе — в штурманскую рубку, находившуюся под капитанским мостиком. Он все время сам занимался прокладкой курса, и я не знаю, поднимался ли он вообще на мостик. Впрочем, с мостика все равно ничего не было видно из-за кромешной темноты… Я вошел в штурманскую рубку, и он велел всем выйти.

Он спросил: „Фредди, я правильно поступил?“ Я ответил: „Абсолютно уверен, что да“. Скоро мы получили сердитый сигнал от главнокомандующего; его смысл сводился примерно к следующему: „Если никто не следит за „Шарнхорстом“, то как, черт побери, вступить с ним в бой“.

Бедный старина Боб, он вообще был очень эмоционален, так что чуть не заплакал. Мне удалось кое-как успокоить его. Впоследствии принятое им решение оказалось совершенно правильным, потому что „Шарнхорст“ опять развернулся, чтобы искать конвой, и вышел прямо на нас».

Медленно текли минуты. На борту линкора «Дюк оф Йорк» царило уныние. Шахматная партия, призом за выигрыш в которой был конвой, переходила в эндшпиль. Конвой был обнаружен, и «Шарнхорст» вышел в море. Ловушка почти захлопнулась, но в последний момент линкор словно почувствовал опасность. И теперь его потеряли из вида! Опять Фрейзер был на грани нервного срыва. Он принял решение, которое вполне могло иметь катастрофические последствия: сбавил скорость до 18 узлов и развернул Соединение-2 в обратную сторону. Если «Шарнхорст» решит прорываться на запад, в северную Атлантику, то Фрейзер окажется южнее, на параллельном курсе. Однако с каждой минутой расстояние между ним и конвоем увеличивалось.

В это время тревожные новости дошли до немецких адмиралов в Северной Норвегии и в Киле. Еще до вынужденной отмены разведывательных полетов в день Рождества Люфтваффе сообщало, что никаких вражеских сил прикрытия в радиусе 80 миль вокруг конвоя обнаружено не было. Это было меньше 300 километров, на которых настаивал Петерс, но все равно лучше, чем ничего. Пеленгационные станции, расположенные в Киркенесе, в Немецкой бухте и в Хьёрринге (Дания), начали сообщать о том, что в Баренцевом море зафиксирован интенсивный радиообмен в высокочастотном диапазоне. Соединение, зашифрованное как JLP, поддерживало непрерывный контакт с другим неизвестным соединением, имеющим позывной сигнал DGO. Где-то между 11.00 и 12.00 генерал-адмирал Шнивинд записал:

«Зафиксирован обмен радиограммами между британскими соединениями — это может быть обмен между крейсером и конвоем или с собственным флагманом. С другой стороны, это может быть предупреждением, адресованным предполагаемому тяжелому прикрытию».

Он, в общем, был прав: JLP — был позывным Барнетта, а DGO — Фрейзера.

Несмотря на продолжавшийся шторм и опасность обледенения, три экипажа, состоявших из шести человек, добровольно вызвались совершить дополнительные разведывательные вылеты утром 26 декабря. В 9.11 три гидросамолета поднялись в воздух с главной базы разведывательной группы дальнего действия 130 (Seefernaufklärungsgruppe 130); база находилась в Скаттёре, под Тромсё. Один из самолетов пилотировал лейтенант Гельмут Маркс, который взял курс на север и летел под низким слоем туч. Время было дневное, но все равно это был как бы полет в ночное время, причем в чрезвычайной обстановке, так что летчикам нужно было проявить большое мастерство.

«В ослепляющую пургу и при видимости, близкой к нулевой, им нужно было лететь между горами и одновременно следить за секундной стрелкой, чтобы зафиксировать момент выхода в открытое море в условиях полярной ночи»,

— писал Франк де Гаан, дежуривший в составе 1-й эскадрильи (1. Staffel) в Тромсё.

Когда Маркс оказался в точке примерно в 60 милях к северо-западу от острова Сёрё, его радиолокационная станция Hoentwiel засекла несколько отраженных сигналов. В 10.12 Маркс отправил первую радиограмму:

«КООРДИНАТЫ 72 СЕВЕРА, 22.5 ВОСТОКА. ОБНАРУЖИЛ НЕСКОЛЬКО КОРАБЛЕЙ».

Благодаря удачно выбранному курсу Маркс вышел прямо на группировку, в которую входили «Дюк оф Йорк», «Ямайка» и четыре союзнических эсминца. В течение полутора часов он следил за ними.

«Я помню, как этот негодяй кружил над нами, чуть заметный в тумане, причем в пределах дальности зенитной стрельбы. Однако мы не открывали по нему огонь, какой смысл? Мы бы, вероятно, все равно в него не попали, к тому же „Шарнхорст“ могли насторожить вспышки выстрелов. Поэтому Брюс Фрейзер спокойно сидел, покуривая трубку, и говорил — пусть крутится»,

— так вспоминал лейтенант Ричард Кэредж, служивший на линкоре «Дюк оф Йорк».

Hoentwiel была достаточно примитивной радиолокационной станцией, которая работала на длине волны 53 см. Самолет данного типа имел шутливое прозвище — «Летающая галоша»; под напором ветра его раскачивало и швыряло из стороны в сторону, так что разобраться с метками на экране было нелегко, однако Маркс не сдавался.

«Командир немецкой летающей лодки был, видимо, не удовлетворен результатами наблюдения. Несмотря на шторм и снежную пургу, он летал над кораблями и даже запросил опознавательный сигнал. Он доложил, что получил ответный сигнал от эсминца. Однако это было не так».

В 11.40 Маркс был уже более уверен в достоверности результатов наблюдения и поэтому отправил вторую, более подробную радиограмму:

«УСТАНОВИЛ КОНТАКТ В 10.12–11.35. СУДЯ ПО СИГНАЛАМ РАДАРА, ИМЕЕТСЯ ОДИН КРУПНЫЙ КОРАБЛЬ И НЕСКОЛЬКО БОЛЕЕ МЕЛКИХ. ПО ВСЕЙ ВИДИМОСТИ, ИДУТ НА ВЫСОКОЙ СКОРОСТИ, КУРСОМ НА ЮГ».

Затем совершенно непонятную ошибку совершил флигерфюрер Лофотенских островов генерал-майор Эрнст-Август Рот. Только в 13.06, т. е. спустя три часа, он передал первое сообщение Маркса дальше — адмиралам в Нарвике и в Киле. Вторая же, более подробная, радиограмма, в которой сообщалось «об одном крупном корабле и нескольких более мелких кораблях», вообще была задержана до следующего дня. Дело в том, что Рот не вполне доверял сообщениям Маркса; он хотел докладывать не о предположениях, а о твердо установленных фактах.