Альфред Кейзерлинг - Воспоминания о русской службе

Обоих политических я снабдил документами, из которых явствовало, что путешествуют они по заданию генерал-губернатора и задерживать их нельзя, напротив, следует всячески содействовать их быстрому передвижению. Кроме того, мы условились о телеграфном шифре, и я выдал каждому справку, что он вправе посылать мне шифрованные телеграммы. Ведь корреспонденция политических подлежала цензуре, а рассылка шифрованных телеграмм разрешалась только особо уполномоченным чиновникам и некоторым коммерсантам, имевшим специальное разрешение, причем шифры утверждало правительство.

Я направился в Сретенск, где остановился в гостинице Микулича, знаменитом тогда заезжем дворе, выдержанном в истинно сибирском духе. Кроватей там не было, только жесткие, обтянутые клеенкой лавки. Каждый сибиряк возил с собой собственную постель: кожаные подушки, меховые и войлочные одеяла. Моя постель состояла из большого одеяла, на которое ушло восемь волчьих шкур, и была теплая, мягкая, «застрахованная» от насекомых, а потому чрезвычайно практичная. Держал гостиницу сосланный сюда в 1860-е годы польский патриот. У Микулича подавали лучшие сибирские блюда и напитки, польская и русская кухня у него тоже славились отменным качеством. Пробки от шампанского летели в потолок с раннего утра, опять-таки типично по-сибирски. Каждого проезжающего, в какое бы время суток он ни явился, хозяин потчевал бокалом шампанского, что далеко не всегда доставляло удовольствие, ведь зачастую бутылка целый день стояла откупоренная и в тепле, — но без шампанского было никак нельзя.

Долгожданная депеша от моих посланцев, политических, пришла только через неделю, и я тотчас переправил ее барону Корфу, который вместе с престолонаследником уже прибыл в Хабаровск. Телеграмма гласила: «Все необходимое приготовлено. Такого-то числа прибудем в Сретенск. Если наши предложения приемлемы, мы сможем дать требуемые гарантии».

Еще через несколько дней политические явились сами и вручили мне два списка; в одном числился десяток политических арестантов, за которых они не хотели ручаться, во втором — несколько десятков неблагонадежных, по их мнению, лиц из числа неполитических. Только если эти люди на время пребывания цесаревича в Забайкалье будут изолированы, они готовы гарантировать его безопасность.

Я спросил, как они представляют себе эту «изоляцию» и не ведут ли названные лица подготовку к покушению на престолонаследника. Последний вопрос они оставили без ответа, сказали только, что, если генерал-губернатор примет надлежащие меры по изоляции названных лиц, никаких происшествий не случится. Однако они сами и остальные политические должны на это время иметь разрешение свободно передвигаться по Забайкалью и Амурской области. Тогда я в свою очередь поставил дополнительное условие: политические не воспользуются данною льготой, чтобы покинуть пределы генерал-губернаторства, и по истечении назначенного срока обязаны вернуться на указанное им место жительства. Сначала они не хотели соглашаться с этим условием, но обнадежили, что, переговорив с товарищами, скорее всего, примут и его, однако, с другой стороны, настоятельно просят, чтобы все это не возымело дурных последствий для поименованных в списке политических, за которых они поручиться не могут. В итоге была взаимно обещана и реализована полная секретность, ибо помимо прямых участников — престолонаследника, Барятинского, Корфа, политических, меня и, вероятно, императорской четы — никто об этом даже не заподозрил.

Спустя несколько дней я получил и желанную вторую гарантию, чрезвычайно важную для барона Корфа, ведь иначе в несчастье, которое могло постигнуть престолонаследника на долгом пути через Сибирь и Россию, наверняка бы обвинили его, так как он предоставил наиболее опасным элементам возможность побега.

Между тем цесаревич продолжал свое путешествие по Амуру и прибыл в Благовещенск. Туда я подробно телеграфировал барону Корфу о моих переговорах с политическими и спросил, каким образом следует изолировать названных в списках лиц. Барон Корф распорядился собрать их всех в отдаленном месте, на реке Онон, образующей границу между Монголией и Забайкальем, и поселить там в палатках под строгим военным надзором. Это задание было поручено полковнику генерального штаба В-но, который как раз находился в Забайкалье по делам строительства железной дороги.

Концентрационный лагерь на Ононе располагался вдали от жилья, в населенной лишь кочевниками-бурятами степи на окраине пустыни Гоби. По самому Онону пароходы не ходили, только большие плоскодонки с малой осадкой. На таком-то судне — пока цесаревич оставался в Забайкалье — интернированные лица были отправлены вниз по реке в такое место, куда люди вообще не заглядывали. Там их высадили на берег и позволили свободно передвигаться и по мере возможности развлекаться. Хорошее питание им тоже обеспечили, но трижды в день всем надлежало являться на поверку и ночь проводить под конвоем на борту. Это время — около трех недель — стало для них скорее длительной вылазкой на природу, нежели наказанием. По истечении этого срока их отвезли обратно и, ни слова не говоря, распустили по домам; так они и не узнали, по какой причине генерал-губернатор устроил им это дополнительное развлечение.

Меж тем я получил от барона Корфа задание снестись с главою бурятского духовенства бандидо-хамбо-ламой {40} 40 Бандидо-хамбо-лама (пандидо хамбо-лама) — «первенствующий лама», монах-священник, получивший высшее духовное образование, обычно глава монастыря или дацана. и выяснить, нельзя ли устроить так, чтобы в большом ламаистском монастыре Агинский дацан, расположенном возле военного тракта, престолонаследнику показали Цам. Цесаревич хотел увидеть его еще в Индии, но из этого ничего не вышло. Цам — большой религиозный праздник ламаистов, в котором участвуют сотни лам в масках и особых костюмах, однако по причине дороговизны проводится он редко, как, например, и мистерии в Обераммергау. Ламаисты Сибири почитали престолонаследника, потомка Екатерины II, как бога. В Екатерине же они видели воплощение Майдары, матери Будды. [3] Автор здесь не вполне точен: ламаисты считали Екатерину II (и всех ее преемников — русских царей) земным воплощением одной из важнейших богинь своего пантеона — Цаган-Дар-Эхе (Белой Тары). Майдар, или Майдари, — грядущий Будда. — Прим. пер. Именно в царствование Екатерины Забайкальская область вошла в состав России, причем не вследствие завоевания, а добровольно, поскольку правители области — независимые монгольские князья — признали верховную власть Екатерины, чему способствовала, прежде всего, вера в божественность российской императрицы. Собственно говоря, Забайкалье и не включилось в состав России, а было преподнесено Екатерине как дар, в личное владение. За это она на все времена гарантировала князьям неприкосновенность их границ и вассальную независимость; действие российских законов на эти территории не распространялось.