Вальтер Запашный - Риск, борьба, любовь

— Ах ты, дрянь такая! — не выдержал Игорь и просунул в клетку конец металлической трубы.

Напуганный Ватан фыркнул, перевернулся и лег на спину, защищаясь от опасности черными лапами с растопыренными когтями.

— Ага! — воскликнул я. — Боишься палок, сразу сдаешься!

Подошел Сергей и, посмотрев на Ватана, заметил:

— Мне кажется, с пантерой тебе будет легче справиться.

— Куда там, — возразил я, пантера есть пантера. Не зря же немцы называли так свои танки. Никто из нас и не догадывался, какие сюрпризы преподнесет мне в самое ближайшее время именно эта пантера.

— Ну что, отдохнули? — В дверях показался Плахотников. — Пошли испытывать судьбу дальше. Все уже готово к репетиции.

В вольере все было убрано. По моей просьбе ящики, мешки и реквизит вынесли, а пол чисто подмели.

Постояв с минуту, я вошел в пустой вольер.

Скрипнул шибер. Багира высунула голову из клетки и, кажется, не поверила своим глазам: я стоял прямо напротив нее, около стены, в которой не было двери. Краем глаза она взглянула налево, направо. Ничего подозрительного. И тут прозвучал мой голос.

— Багира, Багира! Ком, Багира, — звал я.

Тигрица в ответ буквально вылетела из клетки, но тут же остановилась. Секунду помедлив, она двинулась дальше. Скорость ее движения нарастала. Тигрица начала делать обманные движения, словно играла в кошки-мышки. Я ей подражал: она направо — и я направо, она налево — я туда же. Еще три шага — и мы подошли бы вплотную друг к другу. Задние лапы Багиры напряглись, хвост возбужденно дрогнул, она присела для прыжка — но в этот момент Игорь рванул рычаг, и тигрица рухнула в четырехметровую яму.

Падая, она скоординировала свои движения и приземлилась на все четыре лапы.

— Черт! — восхитился я. — Что значит кошка! Выкрутится из любого положения.

Я еще не знал, что у моей подопечной — богатый опыт и она способна легко выбраться из тигровой ямы. Но ловушка, вырытая нами, к счастью, была квадратной. Привычный для этой бестии способ освобождения — разбег по спирали — здесь не годился. Тигрица с тоской посмотрела наверх и увидела множество смеющихся человеческих голов.

— Вот так, милая, — подытожил я. — Не будешь нападать — не будешь проваливаться!

Для следующей встречи мы перегородили вольер пополам, выстроив стенку из толстого органического стекла. Свет же установили так, чтобы он не попадал на стенку и не создавал отражений и ярких бликов. Зато на моей половине вольера словно сияло яркое солнце. Тигрица должна была отчетливо видеть меня, залитого светом и стоящего к ней спиной. Я же наблюдал за моей противницей в зеркало, предусмотрительно повешенное на уровне моих глаз. Мне было очень интересно, как поведет себя Багира.

Подняли шибер. Но тигрица не спешила выйти из клетки, лишь изредка высовывала голову. Должно быть, она не верила своим глазам: враг стоял всего в нескольких метрах от ее морды. И как стоял! Она жадно впилась глазами в мою беззащитную спину.

Багира сделала первый шаг в вольер и осторожно попробовала лапой пол. Огляделась, но ничего подозрительного ни вокруг себя, ни сверху не увидела. Люди отсутствовали. Я не держал в руках никаких непонятных предметов и беспечно подставлял открытую спину всем желающим в нее вцепиться.

Не обнаружив опасности, тигрица разбежалась и прыгнула… чтобы разбить себе нос о твердую стенку.

Шло время. Занятый тем, как в очередной раз провести слишком свирепую и сообразительную партнершу, я не замечал его течения. И часто поражался неистовой злобе и силе ненависти, которую Багира испытывала ко мне. Не скрою, иногда даже начинал сомневаться, что способен противостоять могучему напору ее ярости. Но, как бы то ни было, вот уже больше двух месяцев я ежедневно входил в клетку — и ни разу — не позволил тигрице почувствовать свое превосходство. Я ревниво подсчитывал число «очных» встреч с хищницей: сто — сто десять — сто двадцать. Это уже была победа!

Но однажды, как снег на голову, обрушилось распоряжение самого высокого начальства — немедленно сдать тигра-людоеда в зоопарк. Это зооцентр, о котором мы с Плахотниковым давно и думать забыли, получил ответы на свой запрос.

Прочитав приказ, старик внимательно посмотрел на меня и осторожно спросил:

— А не думаешь ли ты, молодец, что с Багирой действительно лучше расстаться?

Я взвился. Сначала больные тигрята, теперь животное, признанное непригодным для работы в цирке. Обстоятельства словно нарочно складываются так, чтобы подтвердилась моя профессиональная несостоятельность. Если я отдам Багиру в зоопарк, мои недоброжелатели распустят слух, что это не тигрица непригодна для дрессировки, а я сам не имею права быть укротителем.

— Нет, — ответил я как можно тверже, — пока не применю все методы укрощения, не отступлю!

— А знаешь, сколько этих методов? Пока ты их все применишь, твоя тигрица сдохнет от старости, — усмехнулся Евгений Николаевич.

— Если их так много, — не сдавался я, — тем больше шансов на успех!

Вместо ответа старый дрессировщик потрепал меня по шее. Я воспрянул: этот жест сказал мне больше, чем десятки похвал.

По счастью, нам было легко подменить Багиру. Справедливо полагая, что для постороннего глаза все тигры «на одно лицо», мы охотно расстались с другой — совершенно бездарной, тупой и до одурения злобной тигрицей. Успеху нашей авантюры способствовало и то, что Герта больше не была Гертой и никакой тайный «доброжелатель» не мог даже предположить, что Багира, над приручением которой я бьюсь день-деньской, и есть тот самый тигр-людоед.

А время летело. Я все больше убеждался, что Багира обладает необыкновенной памятью. Обжегшись однажды, она не пыталась повторить печальный опыт и избирала новую тактику. Приходилось менять тактику и мне. Я демонстрировал тигрице свою изобретательность, неуязвимость, превосходство и по-прежнему оставался недосягаемым. Каждый раз после того, как, усталая и измученная, она вынуждена была отступить, я оставлял в клетке небольшой кусок мяса.

После репетиций я подолгу сидел у клетки Багиры и, протягивая на палке мясо, приговаривал:

— Дурочка моя… Ну когда ты поймешь, что человек сильнее тебя? Когда же ты сменишь свой гнев на добрые отношения?

Со временем я обнаружил у Багиры и еще одно замечательное качество: ее ярость испарялась так же быстро, как и возникала.

Обращался я с тигрицей мягко, ласково, старался не раздражать. Со временем она стала привыкать к жизни в клетке и отсутствию самого главного — свободы. Однако по-прежнему с хищным азартом ждала моего появления и всякий раз шла мне навстречу, остро наблюдая за малейшим моим движением.

Я пел ей песни, не зная ни одной до конца, просовывал сквозь решетку кусочки мяса, гладил спину, голову и шею сломанным бамбуковым удилищем. Вначале каждое прикосновение тигрица встречала враждебно, грызла прутик, отбивала его лапой, кидалась на решетку. Но постепенно привыкла и даже сама подставляла шею, чтобы я почесал ей за ушком. Но все же процесс приручения казался мне слишком медленным. И я притащил раскладушку, поставил ее около вольера и стал проводить около тигрицы сутки напролет.