Ирина Кнорринг - Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1

В воскресенье был Вася. Произвел на меня очень грустное впечатление: дошел до такой точки, что уже «ничего не хочется». Ой, как я боюсь до этого дойти!

Понедельник… да, мои именины. Ходили с Папой-Колей в книжный магазин Коварского. И совсем случайно я нашла № 3–4 «Своими путями», где было мое стихотворение. Но Цветаева его так невозможно «поправила», что я расстроилась, разозлилась, а потом рассмеялась. Сегодня написала в редакцию довольно ругательное письмо.

Что же еще было? В среду были у Волковых. А все-таки это совсем не то, что я ждала.

Была два раза в Passage Bosquet [373] Пассаж Боске (название магазина) (фр.). . Один раз — у Лидии Антоновны, другой раз — у Наташи. Встретила у Наташи Киру Тыртову, обещала прийти к ней.

Что же еще? Мамочка пошла сегодня в первый раз в мастерскую м<���ада>м Демидовой. Очень ей не хотелось, и я ее понимаю. Жалко. Я все хотела поступить на завод, может быть, и поступлю еще, только очень меня отговаривают. Пока я буду брать вышиванье, говорят, что очень выгодно. Если лучше, чем в мастерской, то Мамочка будет вышивать, а я поступлю на завод. Все равно на какой. Я не боюсь, что плохо будет и в физическом и в моральном отношении. Мне надоело только сидеть без работы. Сегодня ездила с Марией Андреевной к мадам Гофман за вышиваньем, но там вышла какая-то задержка и работы пока нет. Настроение грустное, особенно по вечерам: читать нечего, делать нечего, писать негде, да и тоже нечего. Разве письма Миме? От него я уже получила здесь три письма, они мне очень приятны.

Вот и все, кажется. Поживем — увидим.

Да, забыла записать самое главное: были в Лувре. Много там интересного. Всего мы, конечно, не видали, да и нельзя там, в один раз, хотя бы и быстро, обойти все залы. Очень большое впечатление произвела на меня Венера Милосская. Идя туда, я думала: «Ерунда, что Венера и Джаконда должны мне больше всего понравиться», — а на самом деле так и было. Перед Венерой я бы могла просидеть часами, не отрывая глаз. Замечательное у нее лицо, особенно взгляд. Нельзя его передать словами: такой гордый, глубокий, смотрящий в себя и, в то же время, куда-то в пространство, и — грустный. У Джаконды хорошая улыбка.

Интересен отдел живописи в смысле историческом, жаль, что мы не дошли до современной. А чего стоят комнаты египетские и ассирийские! На одну Ассирию нужно бы потратить целый день, чтобы осмотреть детально.

Во вторник осматривали Cité [374] Остров Сите (центр Парижа) (фр.). . Прежде всего, попали в Palais de Justice [375] Дворец Правосудия (фр.). , но я там чувствовала себя очень неловко, все мне казалось, что публике тут не полагается быть. Да и интересного там мало. Само по себе здание красивое. В Notre-Dame чувствуется древность. Одинакова интересна она (церковь. — И.Н.) и внутри и снаружи. Ну да об этом нечего говорить, все равно ничего нового не скажешь. Много было о красоте этой церкви сказано и написано. Что же прибавить? Повторяю: чувствуется древность. Сами стены говорят, что над ними работало несколько поколений. В башне темная узкая винтовая лестница, в 377 ступеней, ведет на балкон и на самый верх. По балкону можно было бы обойти все здание, но заперто. Химеры облокачиваются на перила и смотрят на город. Сторожиха показывала нам колокол, очень красивый у него звук: она проводила ключом по стенкам его. Очень интересно само по себе здание со всеми его контрофорсами и завитушками, не говоря уже о деталях.

Потом были в Ste-Chapelle при Palais de Justice. Там очень красиво. Стены сплошь, почти от самого пола и до потолка, состоят из цветных стекол. Какой-то дождь разноцветных огней. Жаль только, что убран алтарь, это несколько нарушает общее впечатление. Но все-таки красиво. У меня есть открытка, но не передает и сотой доли красоты всей капеллы. Наконец, пошли в Conciergerie [376] Консьежери (фр.). при том же Palais de Justice, место, где каждый камень воскрешает Французскую революцию. В сущности говоря, это — Чека. Нас гид водил. Показывал, где помещались заключенные, где была стража.

Показывал комнату в стене, вернее клетку, где шли приготовления к казни: резали волосы и связывали руки. Дальше — коридор и дверь, через кот<���орую> водили на казнь. Провел в камеру, где провела последние дни Мария Антуанетта; рядом — камера Робеспьера, а следующая — зала, где было последнее собрание жирондистов. Теперь она превращена в маленький музей. Под стеклянным колпаком стоит стул Марии Антуанетты, распятие, кот<���орое> она целовала перед казнью, ее последняя записка, наколотая булавкой, ключи, замки от дверей тюрьмы и сами двери. Вдоль стен, под стеклом — документы: записки, письма, на стене — нож от гильотины. Все это производит громадное и страшное впечатление.

Вечер. Мамочка с Папой-Колей ушли к Девьерам, я осталась. Парижская погода так повлияла на мой ревматизм, что я опять не могу ходить и чуть не плачу от боли, когда ступаю. Только в Сфаяте у меня болела левая нога, а сейчас правая. Это очень досадно: завтра или послезавтра литературный вечер клуба молодых писателей, выступает Борис Зайцев, Тэффи и целый ряд молодых поэтов, о кот<���орых> я и не слыхала. Вход свободный. Да и пора наконец мне начать действия и самой попасть в члены этого клуба. Да, попадешь, калекой-то…

Сейчас написала письмо Миме. Почему Миме, а не Леле? Не знаю. И мне как будто даже неловко. Ведь не может же быть, чтобы Мима был мне ближе, чем Леля! Писала ему о том, что видела в Париже, о тех мыслях о чем-то вечном и нерушимом, кот<���орые> возникли у меня на балконе Notre-Dame, о том, как далеко от нас те «новые люди», кот<���орых> я думала встретить в Париже. Писала, что часто вспоминаю Сфаят; да, но не с «теплым чувством», а просто без всякого чувства; вспоминаю его дороги, горы, виды, сосны на фоне заката, игру в футбол, теннис и всегда — Бимса. Да, мысли у меня еще там, хотя после таких воспоминаний почти не бывает грустно.

Очень все-таки мне хочется пойти на этот литературный вечер. Для этого целый день лежу, после лежанья нога меньше болит. Да уж надоело только лежать!

Мамочка пошла сейчас с Папой-Колей по мастерским искать работы. Из мастерской м<���ада>м Демидовой она ушла на другой же день, т. к. ей приходилось работать исключительно с француженками, и она ничего не понимала, что от нее требовалось. Я ее уговаривала тоже, думала, что скоро получу работу у мадам Гофман: та обещала дать телеграмму, да вот до сих пор все нет.

А на дворе сумрачно, небо в тучах и свет такой, как после захода солнца бывает. Дождь пошел. Ну, все пропало.

Наши вчера были у Девьеров и вернулись оба просто в восторге от его жены.