Полина Жеребцова - Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002гг.)

7 мая, часов в 10 вечера, к Маше из столовой ворвались четверо (местные чеченцы, молодые парни). Избили ее старую больную мать и ее шестилетнего сына. Отобрали все деньги, что были в доме. Все продукты. Документы… Избили, изнасиловали Машу… и ушли.

Она еле по комнате ходила. Работать не могла! Потом, отлежавшись, пришла в столовую, чтобы повидаться с нами. Как им жить дальше, Маша не знает.

Соседи хотят захватить их старенький дом — завалюшку и участок… Власть сменилась, а защиты для русских людей — никакой! Пока мы стояли в очереди за питанием, по нашему совету Маша сходила в комендатуру рассказать о происшествии. Ей дали несколько банок консервов. Вся помощь…

Это молодая женщина с несчастливой долей. Ей 24 года.

С первым мужем — чеченцем прожила четыре года. Муж погиб. Разбился на машине.

Второй ее муж был русский парень. Они прожили вместе восемь месяцев.

Погиб в сентябре 1999 г. Порядочный мужчина! Непьющий! Он подал бумаги на усыновление ее ребенка. Но не успел… Своим настоящим родственникам мальчик не нужен.

Ему и его матери они не помогали.

Маша родилась под созвездием Тельца. По году она «Кролик».

Маша плакала. Говорила, что боится. Возможно, из-за старого домика — хатки, участка земли, их убьют!

— Продать невозможно! — жаловалась она. — Никто не купит! Ждут, что мы сбежим, спасая свою жизнь. Бросим все!

Я посоветовала Маше поменять имя. Раз с ее именем ей столько горя. Может быть, это «выбросит» ее из водоворота бед, в котором она беспомощно кружится. Пообещала принести ей кинжал для самообороны, книгу с «чеченскими» молитвами. Вдруг понравится?!

Я решила попросить у кого-нибудь или купить для нее гранату. Сейчас эти вещицы многие русские женщины покупают у солдат. И недорого! В основном это те, кто живет одиноко или вдвоем, в уцелевших частных домах. «Держать оборону! Спасать свою жизнь!» — основные задачи. Они из времени «до войны» плавно перешли во время «после войны».

Я видела и слышала на рынке «Березка», как русские солдаты учили двух бабушек:

— Надо снять кольцо, зажать запал! Лучше стоять за стенкой. Безопасней! Бросать гранату следует как можно дальше…

— Что делать? — переспрашивала глухая бабулька.

— Вот так надо! — показывал ей солдат.

Я видела, как бабуля, взяв гранату, дала военному взамен банку с вареньем!

Нам «легче». Дорогих вещей, серебра не осталось. Хлам. Книги.

Спокойно жить можно только в такой норе.

— Ценности, антиквариат вынесли! — вздыхая, говорит мама. — Зато теперь безопасно!

Усилились грабежи. Первые на очереди всегда русские люди.

Вчера мы встретили Алика.

Он рассказал, что ему говорили о нас гадости. Настолько пошлые и скверные, что до сих пор он не может оправиться. Что в его «чеченской» семье ему строго запретили видаться с нами.

Даже силой держали! Запирали! Поили спиртным! Внушали: нам следует отомстить…

Но он, Алик, не согласился вредить нам. Он сломал запертые двери! Ушел!

На этот раз Алик полагает, что оставил свою приемную семью насовсем…

— Жалко маму! — повторял Алик. — Я буду ее навещать!

Он имел в виду пожилую чеченку, заменившую ему родную мать.

Рассказал, что действительно живет с молодой женщиной, но не женился. Хотел бы занять пустую квартиру в наших домах, быть нашим соседом. Алик пообещал передать Маше от себя ценный подарок — гранату. Он нашел ее, когда по нашей просьбе искал убитого человека в садах.

— Один раз Маша «пугнет»! Не подойдут больше! — размахивая руками, рассуждал Алик: — Только лучше бросать не в людей, а в другую сторону. Лишь бы шум был! — посоветовал он.

Почему русским и чеченцам, желающим выехать из республики, не помогают? Получается, страна поставила таких, как мы, малосемейных и пенсионеров, под удар?!

Бросила слабых физически и самых слабо обеспеченных граждан на произвол судьбы. Одиноких. Матерей с детьми. Инвалидов. Больных. Остро требуется: желающих — вывезти.

Предоставить жилье, трудоустроить в мирных городах, приблизительно равных по категории городу Грозному.

Сталин в три дня в феврале 1944 года депортировал чеченцев в Казахстан…

Почему же сегодня, в 2000 году, стало неразрешимой проблемой спасти и вывезти отсюда русских мирных людей? Неужели нельзя спасти их от криминального, послевоенного произвола? Получается: никому они не нужны.

Дома и квартиры всех добровольных переселенцев следует отдать тем, кто остается. Кто в лучшем положении и может, а главное — хочет жить в республике.

Выезжающие обязательно должны получить хорошую денежную компенсацию за моральный и материальный ущерб. Все! Люди любой национальности и веры. Это мой проект.

Будь я у власти, я именно так поступила бы!

Уже девять дней, как ушло мое письмо!

Аладдин, брат мой, друг мой, неужели ты не придешь?!

Я зову тебя! Я жду!

Царевна Будур

Сегодня мы спокойно (в мамином кармане) пронесли гранату через все военные посты. Их было три или четыре… Побывали у Маши дома. Кричащая бедность! Вещей нет совсем…

Я собрала из того, что мне дали уезжающие соседи, подарки для Маши. То, что мне маленькое из одежды и нижнего белья… Маша немного меньше, чем я.

Мы купили за 10 рублей шоколадку ее сыну. Насобирали эти гроши, сдавая пустые бутылки из-под водки, которые теперь повсюду валяются!

Мама испекла две лепешки. Промазала их вареньем. Сложила, как пирог.

Почему — то я надеюсь — Маша станет мусульманкой. И тогда с переменой имени, внешнего имиджа изменится ее жизнь. Трудно Маше не будет! Она многое знает, так как жила с первым мужем в чеченской семье. Второй ее супруг был начинающим верующим…

Мы громко повторили, выйдя на улицу, у дома пострадавшей Маши, что наши мужчины, если нужно, поживут в ее доме. Поймают хулиганов! Накажут сами! Без военных и без милиции… Живущие рядом люди подсматривали и подслушивали. Видимо, они решили: мы — родственницы ее первого мужа, отца ребенка.

Когда мы уходили от Маши, следом за нами очень долго «маячил» мальчишка на велосипеде. Явная слежка!

Мы схитрили. Зашли в здание комендатуры и посидели на скамейке.

Сделали вид: у нас дела и мы — в очереди.

На рассвете я видела сон:

Пришел Алик. Сел на кресло. Я устроилась рядом с ним, на маленькую низкую скамейку. Он гладил мои волосы. Мы обнялись, прощаясь. Алик говорил мне, что меня любит. Очень! И никогда не забудет… Мы оба плакали. Это глупо, но состояние волшебное!

Потом, в моем сне, Алик встал и пошел на балкон. Постоял, постоял и растворился в темноте… Последние его слова были: «Я не знаю, как мне вернуться?»

Из темноты, словно гиены, шипели Лина и Аза: «Он женат! Он женат! Он не может вернуться!»