Том Джелтен - Бакарди и долгая битва за Кубу. Биография идеи

Однако Кубе по-прежнему не везло: Грау не оправдал никаких надежд своего народа и покрыл себя позором. Его самые выдающиеся сторонники — «студенты-революционеры» 1933 года — уже свыше десяти лет были вытеснены с политической арены, однако многие из них, вместо того чтобы ухватиться за возможность направить наконец свою страну на путь стабильности и организовать нормальное правительство, сочли, будто возвращение к власти — лишь повод сравнять старые счеты и урвать свою долю общественного достояния, словом, воплотили в жизнь худшие обычаи тех, с кем боролись десять лет назад. Вскоре бюджет на зарплаты государственным чиновникам вырос в два раза — появилась новая возможность торговать должностями. Те же, кому и этого было мало, в особенности судьи, требовали мзду за свою «бескорыстную службу обществу». Государственные заказы зачастую доставались предпринимателям, которые предлагали самые большие «откаты», а преступники с хорошими правительственными связями и карманами, битком набитыми денежками на взятки, получили возможность делать что угодно, не опасаясь наказания. То, что Грау организовал мафиозный съезд 1946 года — лишний пример того, как расцвела коррупция на Кубе по его попустительству.

Для Майера Лански и других мафиозных шишек на острове переход от Батисты к Грау произошел так плавно, что невольно хотелось предположить, что это дело рук Батисты. «Лански с Батистой просто взяли и сунули его к себе в карман», — высказался о Грау сам Лучиано много лет спустя.

Компания «Ром «Бакарди»» не могла избежать общения с продажными государственными чиновниками в администрации Грау — как в прежние годы не могла отгородиться от профсоюзных лидеров-batistiano. Правительственные аудиторы, санитарные инспекторы, сборщики налогов постоянно обходили все заводы в стране и, как правило, находили к чему придраться — если, конечно, не удавалось «уладить» ситуацию негласным образом. В один прекрасный день в 1947 году на сантьягском заводе «Бакарди» появились ревизоры из министерства финансов со старыми, пожелтевшими папками, где содержались подсчеты убытков, которые компания несет из-за испарения – это были те самые документы, которые двадцатью годами раньше изобрела администрация Херардо Мачадо, чтобы вынудить фирму «Бакарди» платить еще больше налогов. К возмущению компании, ревизоры пригрозили возобновить претензии к тому, как «Бакарди» подсчитывает убытки.

Пепин Бош был в ярости. Многие бизнесмены на его месте просто дали бы ревизорам взятку, чтобы те отозвали свои претензии (собственно, этого от него и ждали), однако Бош выступил со встречным заявлением. В правительстве заседали его бывшие товарищи-auténtico, и теперь они вымогали взятки у старых друзей. Еще не вполне оправившись после катастрофы, обремененный тратами на восстановление фабрики после пожара, который произошел всего несколько месяцев назад, Бош полетел в Гавану спорить с администрацией Грау. Он добился приема у члена кабинета Грау, с которым был хорошо знаком — это был премьер-министр Карлос Прио, с которым Бош когда-то сотрудничал в борьбе против Мачадо. Прио был одним из студенческих вожаков, которые во время событий 1933 года были ближе всего к Грау, и они с Бошем были добрыми друзьями давнего активиста-auténtico Карлоса Эвии, одного из главных соратников Боша во время гибарского восстания. Прио извинился перед Бошем за действия ревизоров и устроил так, что дело закрыли, однако все же намекнул Бошу, что оказал ему любезность и что долг платежом красен.

Куба превратилась в государство преступников. Долгие десятилетия политические конфликты на острове всегда приводили к вспышкам насилия, а за время президентства Грау вспышки эти стали еще смертоноснее. Битвы за власть и влияние в кубинском конгрессе или среди профсоюзных лидеров сплошь и рядом заканчивались перестрелками и даже дуэлями. Однако главным очагом насилия стал Гаванский университет. По традиции университетский городок был закрыт от полиции и армии — и в результате он долго был пристанищем антиправительственных элементов. Там можно было с легкостью хранить запасы оружия и боеприпасов, а позиции студенческих вожаков занимали зачастую те, у кого было больше всего оружия и самые грозные сторонники.

Среди активистов, которые в то время стремились укрепить силовые позиции университета, был самолюбивый студент-юрист по имени Фидель Кастро. Он вырос на ферме в сельской местности на востоке Кубы, и ему недоставало утонченной культуры соучеников из высшего общества; близкие приятели дразнили его guajiro (деревенщина).

Хотя благодаря отцу, зажиточному землевладельцу, Кастро никогда не нуждался в деньгах, он не умел подбирать гардероб и не всегда одевался опрятно. Он мало интересовался студенческими вечеринками, не танцевал, не слушал музыку и, по всей видимости, не пользовался успехом у девушек. Однако характер у него был сильный — что проявлялось и в том, с каким значительным видом он расхаживал по студенческому городку, нарядившись в полосатый пиджак и кричащий галстук: студент-политикан, готовый в любой момент разразиться речью по любому вопросу и убедить окружающих в своей правоте. Кастро был высок, крепок, с длинным прямым носом и высоким лбом и уже в девятнадцать лет обладал властной и авторитетной манерой держаться. Соучеников либо привлекали его лидерские качества, либо отталкивало всезнайство и склонность солировать в разговоре.

Криминальная обстановка на университетской политической арене отнюдь не пугала Кастро — он чувствовал, что в этом мире пригодятся его физическая отвага и лидерские способности. Не прошло и двух месяцев с тех пор, как он появился в университетском городке, а он уже начал избирательную кампанию в Университетскую Студенческую Федерацию (Federación Estudiantil Universitaria). Каковы были его политические убеждения в то время — тайна за семью печатями. «В университет я поступил политическим невеждой», — признался Кастро в интервью много лет спустя. Это важное заявление — ведь оно намекает на то, что легендарная политическая активность Кастро коренится не в его политических идеях, а скорее в жажде показать себя на сцене.

«Я никогда не ходил на лекции, — похвалялся он впоследствии. — Я обожал проводить время в парке — там были скамейки, — и говорить с людьми. Вокруг меня всегда собирался народ, и я всем все объяснял». Первое крупное выступление на публике он сделал в ноябре 1946 года — в первом семестре второго курса юридического факультета — на митинге, где агитировал соучеников поднять восстание против администрации Грау.

Вскоре он уже нигде не появлялся без заряженного пистолета за поясом — как, впрочем, и все другие юные начинающие университетские политики. В тот период политическую арену в университетском городке захватили две вооруженные группировки: Движение революционеров-социалистов (Movimento Socialista Revolucionario) и его лютый антагонист Союз революционеров-повстанцев (Unión Insurrectional Revolucionaria). На первом курсе Кастро в целом сторонился вооруженных группировок, однако, как вспоминают некоторые его друзья, вскоре решил, что в его интересах найти себе место в их рядах, и начал вести себя как типичный университетский «гангстер» — в основном общаясь с членами Союза революционеров-повстанцев, но не ограничиваясь их кругом. Впоследствии Кастро уверял, что стал носить при себе оружие лишь после того, как один боевик-сторонник Грау пригрозил, что если он не прекратит выступать, то пусть пеняет на себя. «Тогда для меня и началась вооруженная борьба, — говорил Кастро. — Один приятель дал мне пятнадцатизарядный браунинг. Я решил, что если придется расстаться с жизнью, я продам ее дорого».